Ультиматум - [53]

Ватутину это было известно. Что касалось фактов, то Зейдлиц и Корфес могли поделиться с ним лишь кое-какими деталями, о которых он не знал. Но сейчас Ватутину было нужно не это. Он хотел знать, что за стратеги стоят перед ним. Достав топографическую карту и несколько оживившись, он сказал:

— Я должен сообщить вам о том, что немецкие войска, находящиеся в котле, подготавливают новый прорыв. Наша разведка обнаружила большие сосредоточения мотострелковых войск. Скажите, генерал Зейдлиц, как бы вы поступили на месте Штеммермана? В каком направлении вы нанесли бы главный удар?

Зейдлиц склонился над картой. Задав Ватутину несколько вопросов, касавшихся изменения обстановки после 4 февраля, он циркулем замерил несколько расстояний и на мгновение погрузился в раздумье. Затем взял в руки два карандаша и положил их на карту таким образом, что они стали похожи на стрелу, которая вырывалась из котла, охваченного двойным окружением.

Решение Зейдлица совпало с решением Ватутина, принятым им во время последней бессонной ночи: стрела указывала на населенный пункт Лисянка.

— Теперь я вижу, что вы знаете обстановку, — сказал Ватутин. — Вашу работу она сильно осложняет, и возможности на успех у вас, по-моему, очень незначительны. Именно поэтому я спрашиваю вас: хотите ли вы вопреки обстановке начать свою работу в котле?

— Да, — решительно ответил Корфес.

— Господин генерал, мы прибыли сюда для того, чтобы помешать бессмысленному кровопролитию, — сказал Зейдлиц. — Именно потому, что готовящийся прорыв потребует больших жертв, мы решили незамедлительно приступить к разъяснительной работе.

— Хорошо, приступайте, — заключил Ватутин.

* * *

Как только члены немецкой делегации вернулись от Ватутина в отведенную им резиденцию, Зейдлиц сразу же передал по радио войскам, находившимся в котле, свои позывные:

— Радируйте нам на волне четыреста семьдесят пять килогерц, наш позывной «Меридиан», мы будем вызывать вас на связь на волне триста тридцать семь килогерц по позывному «Экватор»!

Затем он вместе с Корфесом, Леверенцем и Хадерманом поставил задачу представителям комитета «Свободная Германия», которые уже действовали в районе котла.

Первые листовки печатались во фронтовой типографии 1-го Украинского фронта. В радиостудии, диктором которой в первое время работал майор Энгельбрехт, появился Зейдлиц и обратился по радио с речью к солдатам и офицерам 11-го и 42-го армейских корпусов. Почти каждый час Зейдлиц и Корфес обращались к солдатам с воззванием по радио.

А тем временем майор Леверенц и капитан Хадерман появлялись на различных участках фронта, откуда обращались к немецким солдатам с воззваниями, передаваемыми через окопные говорящие установки.

На других участках фронта в последующие дни действовали уполномоченные комитета Берн фон Кюгельген и Эрвин Энгельбрехт. Остальные занимались «обработкой» свежих пленных, возвращавшихся в свои части и подразделения с тем, чтобы привести с собой товарищей. Многие из таких «перебежчиков» уносили с собой письма генералов Зейдлица и Корфеса, адресованные командирам частей.

Почти непрерывно воззвания и рассказы перебежчиков передавались через ОГУ и по радио, сбрасывались пропагандистские листовки и газеты «Фрайес Дойчланд» — все это доходило до двух третей солдат, попавших в котел. Личные письма, посланные командирам частей, хотели они этого или не хотели, втягивали их в различные споры. На таких людей, каким был полковник Фуке, больше всего подействовало обоснование безвыходности всех попыток по деблокированию.

Группенфюрер СС Гилле и генерал-лейтенант Либ нисколько не сомневались, что Зейдлиц, говоривший о безвыходности положения окруженных, лучше их информирован о силе советских войск, которые стягивали котел. Однако они скорее откусили бы себе язык, чем обмолвились бы об этом хоть единым словом. Капитуляция? Переход на сторону противника? Уже были приняты необходимые меры, обеспечивавшие переброску высокопоставленных командиров и штабных офицеров из котла. С саркастической улыбкой Гилле еще раз перечитал строчки письма, в котором Корфес заверял его, что Национальный комитет и Союз немецких офицеров в состоянии отвести от его дивизии и от него лично все опасности. Нет, он не настолько наивен, чтобы поверить таким сказкам. Он во что бы то ни стало потребует привлечь к строжайшей ответственности всех изменников, которые продались большевикам.

* * *

10 февраля… 11 февраля. Под грохот артиллерийской канонады в корсунь-шевченковском котле антифашисты-немцы распространяли правду среди гитлеровских войск.

В эти же самые дни в далекой Германии за закрытыми дверями проходило секретное совещание промышленных магнатов и военных. Утопая в удобных мягких креслах, они жаловались друг другу, как их разочаровал человек с маленькими усиками над верхней губой. После поражения под Сталинградом индустриальные магнаты и финансовые тузы вдруг проявили недовольство по отношению к фюреру. И вот в Штуттгарте тайно собралась так называемая группа Боша, а под Галле — группа Ройша, члены которых вращались вокруг заграничного миссионера Круппа Карла-Фридриха Гёрделера, тайно сговаривались с Шахтом; недовольные фюрером крупные землевладельцы группировались вокруг Венцель-Тойтшенталя, а старые военные — вокруг генерала Людвига Бека. Дело дошло даже до того, что Гёрделер одобрил выступление Зейдлица против Гитлера, а так называемый кружок Шменцинера охарактеризовал действия Национального комитета «как позитивные». Однако Бек опасался, как он выражался, «ориентировки на русских». Он и генералы, примыкавшие к нему, Гёрделер и некоторые воротилы экономики хотели прекратить войну, но только прекратить ее не вообще, а лишь против западных держав.