Уличная красотка - [4]

Нить мотива и луны лимонный диск,

Пробивал гитарой-соло какофонию квартала

Такт за тактом ливерпульский гитарист.

А потом игла чихала, открывалась дверь

балкона,

Дом полночный пестрой шторой делал вдох…

В послезвучье возникала темноглазая икона,

И отскакивали пальцы от ладов.

И шептал полночный идол в огорошенное

небо

То ли имя, то ли рифму, то ли бред.

И казалось мне, обронит: «Милый мой, сейчас

я выйду,

Мне родительское слово не запрет».

Мирно спал киоск с газетой, где объявлен

был крамолой

Этот парень, что с пластинки хрипло пел.

Но парили над запретом эта девочка и соло,

И над ними — звезды, белые, как мел.

………………………………….

А вчера на углу, там где очередь кольцом,

Мы столкнулись с ней к лицу лицом.

— Я узнал вас по ногам и духам.

Не узнали и подумали вы: хам!

Вот ведь время лица как подправило —

Ни на ощупь не узнать, ни на глаз.

И разговор у нас по правилам:

Хвастайтесь, я радуюсь за вас!

…Толстый, глупый и довольный, вот он,

Как павлин, как майский мотылек,

Щурится со свадебного фото —

Ваш уже законный кошелек.

А фото мне не нравится, но я совсем

не злюсь

За то, что на картин очке не я вас приласкал.

Но в складках платья вашего спит дорогая

грусть.

И в кольцах изумрудных — зеленая тоска.

А вчера на углу без запиночки и в лоб

Оценили вы мне свой гардероб.

И что на скрипочках у вас детвора —

То ли дело! — А что я вам пел — мура.

Вот ведь слово — как назло застряло

в горле —

Не пропеть, не выговорить враз.

И разговор у нас по форме:

Хвастайтесь, я радуюсь за вас!

…Звоном, хрустом и шуршаньем полный

Снимочек — не взять, не упрекнуть:

Катят вас брильянтовые волны

Золотому берегу на грудь.

А остальное мелочи. И я гляжу вдогон —

Всего тебе хорошего, пей сладко и до дна.

А все-таки та девочка выходит на балкон,

И в платье ее грошевом спит медная струна.

1990 год

«Волны сдвинулись с такта…»

Волны сдвинулись с такта,

И рассыпался в клочья прибой.

Вы, как белая яхта

С белокруглой вихлявой кормой,

Протаранили ночью

Все, что встало на вашем пути,

И якорь бросили прочно

До утра у меня на груди.

И глядел исподлобья

На меня солнцедиска колосс,

Как взрываю я хлопья

Золотых несусальных волос.

И, забывши про иней,

Холодящий рассудок виска,

Ниже всех ватерлиний

Опускается сладко рука.

Я в войне с целым миром,

Я собой над войсками — верховный

Источаюсь, как миром,

Золотыми слезами стихов.

Я — поэзии дьякон,

Причитая, у моря бродил.

Вы здесь бросили якорь.

Так пришлось — у меня на груди.

2005 год

Воробьи

Проститутки на Тверской, как воробьи,

Жмутся с холода к шныряющим авто.

Подобрал бы кто, уж тут не до любви —

Под дождем стоять, распахивать пальто.

Поиграл бы кто хоть в теплые слова

(Ну, какие, к черту, «бабочки» в мороз!).

Где же ездишь ты, богатая братва, —

Глазки синие, как медный купорос?

Где бы выловить, чтоб — денег три мешка?

Поделили, всем хватило бы расцвесть.

А что возьмешь с приезжего лошка —

На помаду да на пару раз поесть.

И столичная презлая суета

Не поверит ни слезам и ни словцу.

Время — за полночь. Ну, где ж вы, блатата?

Привезли бы, что-ль, богатую овцу.

Синим пламенем гори она, дыми,

Папиросочка кайфовая в горсти.

На Тверскую со студенческой скамьи —

Мать узнает, зарыдает, не простит.

И красива, и собой не лимита,

И с артистами могла бы покутить…

Может, просто улица не та?

На Лубянскую пора переходить.

Что за осень — на асфальте ни листка,

От неона ночи светлые, как дни.

Вот и розочки голландские с лотка

Тоже маются — приезжие они.

Тоже ввалятся сегодня в чей-то дом.

(Ну какие, к черту, жрицы от любви!)

Принцы… Ротшильды… Но это все потом.

А сегодня — на Тверской. Как воробьи.

1997 год

Воспоминание

Смеется девушка чему-то у фонтана,

Ей все обыденное — сказочно и странно,

И провожатый — молод, мил и мимолетен —

Смешит ее стихом на самой верхней ноте.

Талдычат голуби и кланяются низко

На шпаги ног прелестной чудо-гимназистки.

Я — провожатый. В одиночестве — беда нам.

Горит июль. Мы оба в небо бьем фонтаном.

На кон замётано, что юность накопила —

Кривится девушка над горечью у пива.

Слова срываются с проворством воробьиным,

Улыбка мается собой в бокале винном.

И фонари вокруг в почтительном поклоне

Купают ноги в акварелевом неоне.

Две тени сходятся, и путаются космы.

Смеется девушка так ветрено и просто.

Все как в кино. Все на пределе, как на гонке.

И только нет ни тормозов, ни кинопленки,

И за пустяк в душе сражаются армады,

И вкус победы — вкус пронзительной помады.

Смеется девушка чему-то у фонтана,

Ей все обыденное — сказочно и странно.

И весь сюжет случаен, чист и мимолетен.

И оборвется он на самой верхней ноте.

1990 год

Вот мы и допели

Вот мы и допели

Дошагали, долюбили, как могли.

Давние капели

Нас дождями в эту осень занесли.

Как случилось, если

Не заладилось ни сердцу, ни уму —

Лето были вместе,

Ну а в осень забрели по одному.

Помнишь, пели птицы,

Наряжая в побрякушки тишину?

Как тут не влюбиться,

Как на мысли не повесить пелену,

Как не рваться летом,

Загоняясь на попутном лихаче?

И молчать об этом,

Засыпая ранним утром на плече.

Я к другому дому

Зашагаю по заснеженной поре,

Ты споешь другому

В позолоченном нагретом сентябре.

Тихими кругами

Подрожит и успокоится вода.

Все, что было с нами,

Не вернется ни за что и никогда

Где же ты?

В далеком городе

Ветер кружит желтые листы.