Улица вдоль океана - [49]

Клава Капуста».

И получила ответ:

«Уважаемая гр. Капуста! Шубы, о которых Вы спрашиваете, в продаже бывают, оформить высылку можем. Стоимость их различна — от 1000 до 3000 рублей, в зависимости от меха; парчи — от 5 до 15 руб. за один метр, в зависимости от качества. Пересылка осуществляется за счет покупателя.

Стол заказов».

Покупка шубы и парчи задерживалась, ибо задерживалось дело с наследством. Эдик Капуста волновался, а заодно волновались жители Пурги:

— Привет Миллионеру! Что слышно?

— Пока ни черта, — сообщал Капуста.

— Слышь, Миллионер, год прошел. В чем дело?

— Сам не пойму. Может, в инстанциях крутят.

— Пошли запрос.

— Куда, мон шер, послать?

— Ну, куда положено…

— А куда положено?

— А может, дядя живой оказался?

— Хрен его знает!..

Наконец из высокой инстанции поступила весточка на гербовой бумаге: требовалось уплатить еще какую-то пошлину в размере ста рублей. Эдик сбегал в сберкассу, снял с книжки нужную сумму…

Вечером того же дня в фотоателье заглянул начальник стройконторы, инженер Каюков, человек молодой, энергичный, к тому же первый лыжник в районе. Близкой дружбы они не водили, но друг друга знали преотлично, ибо не было в Пурге незнакомых людей.

— Привет. Я не фотографироваться, я по делу, — без всяких сказал Каюков тоном закадычного друга, хотя на самом деле таковым не был. И кивнул на матерчатую ширму, надвое разгораживающую ателье: — Посторонних нет?

— Хелло! Ни души, — залихватски ответил Эдик. Он для убедительности отпахнул ширму, и она по проволоке отъехала к стене, позванивая медными колечками.

— Присядем, — предложил Каюков.

— Силь ву пле, — галантно показал на табуретку Эдик.

Они сдвинули табуретки к треноге кабинетного аппарата и сели.

— Ты патриот своего района? — в упор спросил Каюков.

— В каком смысле? — не понял Эдик.

— В прямом — патриот или нет? — не спускал с него проницательных глаз Каюков.

— В прямом патриот, — тряхнул огненной шевелюрой Эдик.

— А ты знаешь, что наш район молодой и строящийся?

— Факт!

— А реально представляешь, что нам нужно строить? — допытывался Каюков.

— Реально?.. В этом смысле не совсем… — замялся Эдик.

— Так вот: водопровод, теплоцентраль, электростанцию повышенной мощности, — загибал Каюков пальцы левой руки — Это крупные объекты Пурги. Теперь возьмем села и рудники. Улавливаешь, какие финансы вкладываются?

— Да-а, подходящие…

— И они нас режут. Сметы режут. В год мы способны освоить больше заложенного в сметах. Чувствуешь?

— Ощущаю… — ответил Эдик, ничего такого не чувствуя и не улавливая сути разговора.

— Тогда учти: не смей ни копейки из наследства отдавать чужим городам! — отчеканил Каюков.

— ?! — У Эдика отвалилась челюсть.

— Ни копейки! — Каюков саданул себя кулаком по колену.

— То есть?.. — совсем побледнел Эдик. — Я что-то не улавливаю…

— Все наследство ты обязан положить в нашу сберкассу, — твердо сказал Каюков. — Соображаешь? Несколько миллионов оседают в нашем районе. Теперь дальше — почему оседают? Да потому, что ты их можешь каждую минуту потребовать. Но ты не требуешь. Сообразил?

— Н-не очч-чень…

— Что значит — не очень? — возмутился Каюков, — В банке лежит весь твой капитал. Пока он лежит, мы пользуемся и строим на полную катушку.

— Как это, вы с-строите?.. — У Эдика задергалась щека.

— Что и как — я беру на себя, — ответил Каюков, не замечая его бледности и подергивающейся щеки, — Уж как-нибудь утрясу с местным начальством. Тебе-то все равно, где лежат твои миллионы, в Пурге или в Москве, а мне, как строителю, выгодно. Я, как строитель, оборачиваю твой капитал под будущие ассигнования. Понял? — Каюков грозно помахал пальцем перед носом Эдика и твердо добавил: — Если ты патриот — ты вкладываешь!

— Вопрос! Конечно, вкладываю!.. — немедленно согласился Эдик, сразу же повеселев, так как понял, наконец, что к чему.

— По рукам? — подхватился Каюков.

— Окэй! — подхватился Эдик.

Они с размаху хлопнули ладонью в ладонь. Каюков извлек из одного кармана бутылку, из другого — банку тушенки.

— Обмоем, — деловито предложил он. — Хлеб найдется?

— Навалом, — ответил Эдик, доставая с полки граненые стаканы…

А наследство все не поступало.

— В чем дело? Второй год пошел, — добивались у Эдика нетерпеливые…

— Рассуждать, маэстро, надо: международные вопросы быстро не решаются, — бодро отвечал Эдик, уверенный, что после вторичной уплаты крупной пошлины он свое получит.

— А в инстанциях не могли зажать? — высказывали предположение маловеры.

— Попробуй зажми! — встряхивал шевелюрой Эдик и пояснял: — Международный престиж, джентельмены!

— Может, дядя свинью подложил?

— Каким образом? — настораживался Эдик.

— Допустим, подшутил над тобой.

— Покойники не шутят, — убежденно отвечал Эдик.

…Пуржистым зимним деньком Эдуард Капуста покидал здание райисполкома. Лицо его покрывали багровые пятна. Под рукой он держал какой-то сидор из плотного шелка, облепленный сургучными печатями. Ноги его медленно и твердо отсчитывали ступеньки лестницы…

У подъезда стоял райисполкомовский «газик». Шофер Санька Мягкий натягивал на машину чехол — на случай, если пурга закрутит по-настоящему.

— А, привет, — печально сказал Санька и покачал головой: — Да, влип ты, я тебе скажу…