Улица вдоль океана - [46]

— А почему бы нет?

— Я записалась на очередь.

— На какую очередь, кто записывает?

— Сама Матрена Назаровна!

— Да что вы? Я не знала.

— Так бегите же к ней!.. — говорили женщины, встречаясь на работе, на почте, на улицах и в магазине, где вразвес продавался желтый, отсырелый порошок, утративший сразу всякую ценность в глазах покупателей.

К заброшенной когда-то времянке, а ныне оштукатуренному дому под цинковой крышей, снабженному всякими пристройками, началось паломничество… Едва желающие записаться на очередь переступали порог опрятной горенки, рдеющей геранью на окнах, как Матрена всплескивала руками и улыбалась:

— Женщины, милые, шо вы себе думаете? Уже ж сто человек приходило. Когда-то вы очереди дождетесь? Только тех запишу, у кого детишки есть.

— У нас есть, — обрадованно отвечали женщины, имевшие детей, а не имевшие скромно отступали в сторонку.

Тогда Матрена, качнув серьгами-полумесяцами, кричала в смежную комнатку:

— Коль, а Коль, неси суда синюю тетрадку!

Чернявый, жуковатый мальчонка лет десяти выносил тетрадку и, обиженно топыря губы, говорил:

— И когда вы, мам, путать перестанете? Я не Колька, а Степка.

— Ты беги, Степушка, беги на двор погуляй, — ласково выпроваживала она сына и объясняла женщинам: — Я детей в свои дела не ввожу, они у меня школьники.

Потом садилась к столу, раскрывала тетрадь, брала карандаш, говорила:

— Просю по фамилии. Кто з вас первый будет?

— Щукина, — называлась одна из женщин.

Матрена, низко клонясь над тетрадью и часто мусоля химический карандаш, крупно выводила по четырем клеткам: «Счукина адин дисятак».

Каждого она записывала только на один десяток и деньги требовала вперед — сто рублей. Люди в Пурге были с достатком, платили не скаредничая. По свежевымытым полам горенки, застланным пестрыми домоткаными дорожками, расхаживала на тонких черных лапках виновница паломничества — бесхвостая, рябенькая курочка с чернильной меткой на крыле. Она тихонько квохтала, молотила черным клювом насыпанное у порога пшено, торопливо заглатывала воду из чистой миски на полу, опять похаживала, пяля на людей красноватые горошины-глаза, и оставляла на свежих половиках жидкий помет.

Первый свой десяток получила молоденькая машинистка стройконторы, мать годовалого младенца, второй — заведующая загсом, мамаша двух детишек детсадовского возраста, третий — телеграфистка почты, у которой был сын пионер-отличник, четвертый, согласно очереди, достался начальнику милиции, отцу троих детей…

Начальник милиции пронес по поселку полученный десяток в служебном портфеле, а женщины, выбежав с драгоценной ношей от Матрены, устремлялись сперва на работу — показать и похвастаться сослуживцам. Сослуживцы оглядывали херсонское чудо в хрупком белоснежном панцире, бережно, брали в руки, просматривали на свет, стараясь обнаружить два желтка. В эти торжественные минуты те, кто не имел детей, откровенно завидовали тем, у кого они были.

Курица сдохла в марте следующего года, снеся в общей сложности сто пятьдесят шесть яиц. Проглотила металлический шарик от Славкиного игрушечного бильярда. Матрена нещадно отлупила Славку и горько оплакивала преждевременную гибель несушки, а заодно и деньги, которые пришлось вернуть не дождавшимся очереди.

—  Ох, горе-горячко!.. — сокрушалась Матрена. — Того, и гляди, шо щэ бида придет, одна никогда не ходит!..

Причитала, причитала и накаркала. Пришла-таки вторая беда. Ровно через месяц ни с того, ни с сего напал мор на свиней. За два дня передохли все свиньи, Матрена не успела даже сбегать за ветеринаром. Позже он установил, что свиньи подохли от чумки, а откуда она взялась, объяснить не смог. Ветеринар составил акт и велел немедленно отвезти падаль в сопки, поскольку снег еще не сошел, земля не отмерзла и закопать не представлялось возможным.

Опять Матрена оплакала потерю, а оправившись от тяжкого горя, пошла в поссовет просить, чтоб продали ей из подсобного хозяйства двух поросят, полученных от ее бывшей, ныне опоросившейся свинки.

— Извините, Матрена Назаровна, этого мы сделать не можем, — вежливо ответили ей в поссовете, — Потому не можем, что создаем хозяйство и нам дорога каждая свиная голова. А кроме того, мы создаем птичник, и скоро к нам прибудет партия кур-несушек. Вот если хотите нам помочь, поступайте работать птичницей или свинаркой… Потому-что мы твердо решили бороться со спекулятивной частной торговлей.

— Шо вы, граждане, з ума сошли? — искренне удивилась Матрёна, — У мени шесть детей на руках и муж, як дитя, ни к чему не годный, кроме руль вертеть. Просю меня пойнять.

— Дело ваше, Матрена Назаровна, — с сожалением сказали ей, но поросят так и не продали.

Матрена наладилась было торговать замороженной в леднике корюшкой, но из этой затеи ничего не вышло. Оказалось, что в подсобном хозяйстве тоже появился ледник, а в нем — тонны намороженной корюшки. Магазин продавал рыбу по бросовой цене, и спросом она отчего-то не пользовалась…

Поздней осенью Матрена Зинченко покидала последним пароходом Пургу. У Нечипора кончился обусловленный договором срок вербовки, а на продление он не согласился.

Матрена всходила по трапу, легко неся в руках по пухлому кожаному чемодану с блестящими замками. За ней двигался Нечипор, пригибаясь под тяжестью таких же фасонистых чемоданов, за Нечипором шестеро мальчишек несли туго набитые портфели и горшки с цветущей геранью.