Улица Темных Лавок - [37]

По-прежнему шел снег. Автобус ехал медленно, и черный автомобиль нас обогнал. Дорога поднималась вверх, и всякий раз, когда автобус набирал скорость, корпус его отчаянно трясся. Я подумал, что автобус может сломаться, не довезя нас до Межева. Впрочем, что за важность? По мере того как ночная тьма уступала место белому ватному туману, сквозь который еле проступали иглы пихт, во мне крепла уверенность, что никто не станет нас здесь искать. Мы ничем не рисковали. Мало-помалу мы становились невидимками. Даже наша городская одежда, которая могла бы привлечь к нам внимание — рыжее пальто и темно-синяя фетровая шляпа Вилдмера, леопардовое манто Гэй и пальто Фредди из верблюжьей шерсти, его зеленый шарф и черно-белые ботинки для игры в гольф, — все это растворялось в тумане. Кто знает? Может, в конце концов мы вообще исчезнем. Или от нас останутся только капельки влаги, липкая сырость, которую не удается стереть рукой с запотевшего окна. И как еще шофер ориентировался? Дениз задремала, уронив голову мне на плечо.

Автобус остановился посередине площади, перед мэрией. Фредди велел погрузить багаж на стоящие там сани, и мы зашли выпить чего-нибудь горячего в кондитерскую возле церкви. Она только что открылась, и хозяйка, обслуживавшая нас, была несколько удивлена столь ранним посещением. А может, акцентом Гэй Орловой и нашим городским видом? Вилдмер всем восхищался. Он никогда не бывал в горах, не занимался зимним спортом. Прижавшись лбом к стеклу, застыв от восторга, он не отрываясь смотрел на снег, падавший на памятник погибшим и на мэрию Межева. Потом Вилдмер спросил у хозяйки, как работает канатная дорога и можно ли записаться в лыжную школу.

Шале называлось «Южный Крест». Просторное, все из темного дерева, с зелеными ставнями. Кажется, Фредди снял его у кого-то из парижских друзей. Оно возвышалось над одним из виражей дороги, но было скрыто завесой пихт. К нему вела извилистая тропинка. Дорога тоже куда-то поднималась, но у меня так и не хватило любопытства выяснить, куда именно.

Наша с Дениз спальня была на втором этаже, и из окна, поверх пихт, открывался вид на весь Межев. Я научился различать в ясную погоду колокольню церкви, охряное пятно отеля у подножья Рошбрюна, автостанцию и вдалеке — каток и кладбище. Фредди и Гэй Орлова занимали спальню на первом этаже, рядом с гостиной, а чтобы пройти в спальню Вилдмера, надо было спуститься еще на этаж — она находилась ниже, и окно, круглое, как иллюминатор, было вровень с землей. Но Вилдмер сам ее выбрал — свою нору, как он говорил.

Поначалу мы проводили все время в шале. Подолгу засиживались в гостиной за картами. Я хорошо помню эту комнату. Шерстяной ковер. Кожаный диванчик, над ним ряды книжных полок. Низкий стол. Два окна, выходящие на балкон… Женщина, жившая по соседству, взялась покупать для нас продукты в Межеве. Дениз читала детективы, которые отыскала на полках. Я тоже. Фредди отпустил бороду, а Гэй Орлова каждый вечер готовила нам борщ. Вилдмер попросил, чтобы ему регулярно доставляли из Межева «Пари-спор», и читал его, забившись в свою «нору». Как-то под вечер, когда мы играли в бридж, он ворвался к нам, потрясая газетой, на нем лица не было. Обозреватель излагал наиболее примечательные события в мире скачек за последние десять лет и вспомнил среди прочего «нашумевший несчастный случай в Отее с английским жокеем Андре Вилдмером». Статью сопровождали несколько снимков, и в том числе совсем маленькая, меньше почтовой марки, фотография Вилдмера. Это и повергло его в панику: ведь кто-нибудь на вокзале в Саланше или в Межеве, в кондитерской возле церкви, может быть, его узнал. Или вдруг женщина, которая приносит нам продукты и помогает по хозяйству, опознает в нем «английского жокея Андре Вилдмера». Разве за неделю до нашего отъезда у него дома, на сквере Алискан, не раздался анонимный телефонный звонок? Приглушенный голос произнес: «Алло? Все еще в Париже, Вилдмер?» — затем послышался хохот, и повесили трубку.

Мы без устали твердили, что ему ничто не угрожает, так как он теперь «доминиканский дипломат», но тщетно. Он все равно нервничал.

Однажды ночью, часа в три, Фредди начал колотить в дверь вилдмеровской «норы» и кричать: «Мы знаем, что ты здесь, Андре Вилдмер… мы знаем, что вы английский жокей Андре Вилдмер… Выходите немедленно…»

Вилдмер не оценил этой шутки и несколько дней не разговаривал с Фредди. Потом они помирились.

Не считая этого незначительного инцидента, первые дни мы жили в шале очень спокойно.

Но понемногу Фредди и Гэй Орловой начала надоедать монотонность нашего существования. Даже Вилдмер, невзирая на страх, что в нем узнают «английского жокея», метался как зверь в клетке. Спортсмен, он не привык к бездействию.

Фредди и Гэй Орлова встречали каких-то людей во время своих прогулок по Межеву. Многие будто бы приехали сюда, как и мы, чтобы укрыться в тиши. Они собирались, устраивали «вечеринки». Мы слышали об этих сборищах от Фредди, Гэй Орловой и Вилдмера, которые не преминули включиться в ночную жизнь Межева. Но я этого остерегался. И предпочитал сидеть в шале с Дениз.