Улица Темных Лавок - [3]
— Ну, Жан?
Эртер принялся за заливное, время от времени бросая на меня пронизывающие взгляды. У него были такие же темные волосы, как у Зонахидзе, и тоже крашеные. Сухая кожа, дряблые щеки и тонкие губы гурмана.
— Да-да… — прошептал он.
Я не переставая моргал — из-за света. Он разлил вино.
— Да-да… Мне кажется, я уже где-то вас видел.
— Настоящая головоломка, — произнес Зонахидзе. — И месье отказывается помочь нам…
Он, по-моему, вошел во вкус.
— Но может, вы не хотите больше говорить об этом? Предпочитаете остаться инкогнито?
— Вовсе нет, — улыбнулся я.
Молодой человек подал телятину.
— Чем вы занимаетесь? — спросил Эртер.
— Я проработал восемь лет в Частном сыскном агентстве Хютте.
Они ошарашенно уставились на меня.
— Но это наверняка не имеет отношения к моей прошлой жизни. Не принимайте этого в расчет.
— Странно, — заметил Эртер, пристально глядя на меня, — я бы не смог сказать, сколько вам лет.
— Наверное, из-за усов.
— Не будь у вас усов, — проговорил Зонахидзе, — мы, может, сразу бы вас узнали.
Он протянул руку и, приставив ладонь к моей верхней губе, чтобы закрыть усы, прищурился, словно портретист перед моделью.
— Чем больше я на вас гляжу, тем больше мне кажется, что вы появлялись в компании тех кутил… — начал Эртер.
— Но когда? — спросил Зонахидзе.
— Ну… очень давно… Мы уже целую вечность не работаем в ночных заведениях, Поль…
— Думаешь, еще в эпоху «Танагры»?
Эртер не сводил с меня глаз, и взгляд его становился все более напряженным.
— Простите, — сказал он, — вы не могли бы на минутку встать?
Я повиновался. Он оглядел меня с головы до ног, потом с ног до головы.
— Да-да, вы напоминаете мне одного нашего клиента… Тот же рост… Постойте…
Он поднял руку и замер, словно пытался удержать что-то, стремительно ускользавшее от него…
— Постойте, постойте… Все, я вспомнил, Поль… — Он торжествующе улыбнулся. — Можете сесть.
Эртер ликовал. Он не сомневался, что его сообщение поразит нас. С нарочитой церемонностью он подлил вина нам в бокалы.
— Так вот… Вы всегда приходили с одним человеком… таким же высоким… Может, даже выше… Не вспоминаешь, Поль?
— О каком времени ты говоришь? — спросил Зонахидзе.
— О временах «Танагры», само собой.
— Такой же высокий? — пробормотал себе под нос Зонахидзе. — В «Танагре»?
— Не помнишь? — Эртер пожал плечами.
Теперь пришла очередь Зонахидзе торжествующе улыбаться. Он кивнул.
— Помню…
— Ну?
— Степа.
— Правильно. Степа.
Зонахидзе повернулся ко мне.
— Вы знаете Степу?
— Может быть, — сказал я осторожно.
— Ну конечно, — подтвердил Эртер, — вы часто приходили со Степой… я уверен…
— Степа…
Судя по тому, как Зонахидзе его произносил, имя было русское.
— Он всегда заказывал оркестру «Алаверды»… — сказал Эртер. — Это кавказская песня…
— Помните? — спросил Зонахидзе, изо всех сил сжимая мне запястье. «Алаверды»…
Он начал насвистывать мелодию, и глаза его заблестели. Я тоже вдруг растрогался. Мне казалось, я узнаю эту мелодию.
Тут к Эртеру подошел официант, подававший нам ужин, и указал в глубину зала.
Там в полумраке за столиком, подперев ладонями голову, одиноко сидела женщина в бледно-голубом платье. О чем она думала?
— Новобрачная.
— Что она тут Делает? — спросил Эртер.
— Не знаю, — ответил официант.
— Ты не спросил, может, ей что-нибудь надо?
— Нет-нет, ей ничего не надо.
— А остальным?
— Они заказали еще десять бутылок «Крюгга».
Эртер пожал плечами.
— Меня это не касается.
Зонахидзе, не обращая внимания на новобрачную и на их разговор, настойчиво повторял:
— Ну… Степа… Вы помните Степу?
Он был так возбужден, что в конце концов я ответил ему с загадочной улыбкой:
— Да-да. Немного.
Он обернулся к Эртеру и торжественно произнес:
— Он помнит Степу.
— Я так и думал.
Официант, не двигаясь, стоял возле Эртера, и вид у него был растерянный.
— Месье, мне кажется, они займут спальни… Что делать?
— Я же говорил, эта свадьба плохо кончится… Ладно, старина, пусть себе… Нас это не касается…
Новобрачная по-прежнему неподвижно сидела за столиком. Только руки скрестила.
— Интересно, чего она там сидит в одиночестве? — сказал Эртер. Впрочем, нас это совершенно не касается.
И он махнул рукой, точно отгоняя муху.
— Вернемся к нашим баранам, — сказал он. — Значит, вы подтверждаете, что знали Степу?
— Да, — вздохнул я.
— Стало быть, вы принадлежали к их компании… А отличные были ребята, черт возьми, да, Поль?
— Да уж… Но все исчезли, — подавленно произнес Зонахидзе. — Вот только вы, мсье… Я рад, что нам удалось вас… локализовать… Вы были в компании Степы… Поздравляю… Та эпоха куда лучше нашей… а главное люди были иного сорта, не то что теперь…
— Главное — мы были моложе, — усмехнулся Эртер.
— Когда, в какие годы? — спросил я с бьющимся сердцем.
— Да мы все путаемся в датах, — сказал Зонахидзе. — Во всяком случае, до потопа…
Он внезапно помрачнел.
— Бывают же совпадения… — сказал Эртер.
Он встал, подошел к невысокой стойке в углу и вернулся к нам, листая газету. Потом протянул ее мне, указывая на объявление:
«Дочь, сын, внуки, племянники и внучатые племянники, а также друзья Жорж Сашер и Степа де Джагорьев — с прискорбием извещают о кончине Мари де Резан, воспоследовавшей 25 октября, на девяносто втором году жизни.
Новый роман одного из самых читаемых французских писателей приглашает нас заглянуть в парижское кафе утраченной молодости, в маленький неопределенный мирок потерянных символов прошлого — «точек пересечения», «нейтральных зон» и «вечного возвращения».
Каждая новая книга Патрика Модиано становится событием в литературе. Модиано остается одним из лучших прозаиков Франции. Его романы, обманчиво похожие, — это целый мир. В небольших объемах, акварельными выразительными средствами, автору удается погрузить читателя в непростую историю XX века. Память — путеводная нить всех книг Модиано. «Воспоминания, подобные плывущим облакам» то и дело переносят героя «Горизонта» из сегодняшнего Парижа в Париж 60-х, где встретились двое молодых людей, неприкаянные дети войны, начинающий писатель Жан и загадочная девушка Маргарет, которая внезапно исчезнет из жизни героя, так и не открыв своей тайны.«Он рассматривал миниатюрный план Парижа на последних страницах своего черного блокнота.
«Катрин Карамболь» – это полная поэзии и очарования книга известного французского писателя Патрика Модиано, получившего Нобелевскую премию по литературе в 2014 году. Проникнутый лирикой и нежностью рассказ – воспоминание о жизни девочки и её отца в Париже – завораживает читателя.Оригинальные иллюстрации выполнены известным французским художником-карикатуристом Ж.-Ж. Семпе.Для младшего школьного возраста.
Автор книги, пытаясь выяснить судьбу пятнадцатилетней еврейской девочки, пропавшей зимой 1941 года, раскрывает одну из самых тягостных страниц в истории Парижа. Он рассказывает о депортации евреев, которая проходила при участии французских властей времен фашисткой оккупации. На русском языке роман публикуется впервые.
Опубликовано в журнале: Иностранная литература 2015, № 9.Номер открывается романом «Ночная трава» французского писателя, Нобелевского лауреата (2014) Патрика Модиано (1945). В декорациях парижской топографии 60-х годов ХХ века, в атмосфере полусна-полуяви, в окружении темных личностей, выходцев из Марокко, протекает любовь молодого героя и загадочной девушки, живущей под чужим именем и по подложным документам, потому что ее прошлое обременено случайным преступлением… Перевод с французского Тимофея Петухова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
Что нужно для того, чтобы сделать быструю карьеру и приобрести себе вес в обществе? Совсем немногое: в нужное время и в нужном месте у намекнуть о своем знатном родственнике, показав предмет его милости к вам. Как раз это и произошло с героем повести, хотя сам он и не помышлял поначалу об этом. .
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Роман «Лучший друг». 1901 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Жил на свете дурной мальчик, которого звали Джим. С ним все происходило не так, как обычно происходит с дурными мальчиками в книжках для воскресных школ. Джим этот был словно заговоренный, — только так и можно объяснить то, что ему все сходило с рук.