Улица Марата - [26]

Нина Садур была энергичной теткой, безостановочно моловшей всякий бред. Все говорили по-русски, и только Вельма Кишлер, иногда бросала мне несколько переведенных на немецкий язык слов, словно кость собаке. Поэтому я сидел в углу и дулся, дополнительно надуваясь вином и водкой.

В тот вечер я увидел Елену. Темные длинные волосы, крутой лоб и лишенное всяких эмоций лицо. Она была художницей. Ее картины, фотографии которых она мне показала, были весьма любопытны. Странные шизоидные мотивы. Они мне приглянулись. Я пообещал ей опубликовать их в своем журнале.

После того, как мы выдули все запасы спиртного, меня послали гонцом в гастроном, а Елену отправили показать мне дорогу. По пути она спросила меня очень серьезно:

— Russian women good?

Я утвердительно кивнул, что ее ужасно обрадовало.

Мы прошли через маленький сквер, в котором торчал металлический Гоголь. Я его сразу узнал по прическе каре, ведь именно это отличает его от других русских писателей. Художница завела меня в весьма приличный магазин с умопомрачительными ценами. Завидев мое смятение, она показала мне на грязный киоск на другой стороне улицы. Это было то, что надо. Здесь все было дешево. Я накупил сигарет и водки.

Я нежно взял ее за руку, и она покраснела.

Пьянка была в разгаре. Нина Садур зажала меня в коридоре.

Страстно, словно сибирская рысь, она впилась мне в губы. Все сидели на кухне. Поэтому мы с писательницей уединились в комнате. Повалив меня на пол, она распустила собранные в пучок серые патлы. Взор мой затуманился. Я не мог ей противиться. Она прекрасно знала свое дело. Ее жадные губы сомкнулись вокруг моего члена, оставляя на нем липкие следы гигиенической помады. Пальцами рук она перебирала мне яйца.

Приехав в Москву из провинции, она сделала блестящую литературную карьеру, а теперь хотела получить еще признание Запада. И она его получила, чуть не захлебнувшись им буквально всего через несколько минут. Теперь оно медленно стекало по ее подбородку.

Елена ушла с нами и с карликом из «Литературной газеты», который потом распрощался. Она шла к нам. Ей негде было жить, а у нас в квартире было три комнаты. В одной спал я, в другой — Вельма, а в третьей мы поселили Елену.

Но моя комната была проходной. Чтобы попасть к себе, ей нужно было мимо меня. Под утро я вошел к ней в комнату и полез к ней в спальный мешок. У нее было стройное тело. Она приехала в Москву попытать счастья, и сразу же его испытала.

Ее папа работал геологом на Сахалине, а ее тянуло в столицу.

— Если она продаст квартиру в Новосибирске, то в Москве она сможет купить только комнату на окраине, — сказала Вельма.

Я дал Ларисе Шульман за ее хлопоты сто баксов, которые она приняла с нескрываемой благодарностью. Еще сотню она получила от Вельмы за то, что организовала нам флэт.

Однажды мы гуляли с Еленой по улице Маяковского, изучая ассортимент стоящих вдоль дороги киосков и сравнивая цены. Местами разница была колоссальной. Одна и та же вещь могла стоить в разных местах на сто и даже на тысячу рублей дороже. Что-то было дороже, а что-то дешевле. Мы свернули на боковую улицу, присев на пенек спиленного дерева.

— Сигареты? — спросила Елена.

Я сунул ей пачку. С этой неприхотливой сибирячкой мне было общаться гораздо проще, чем с капризной Вельмой. Я уже знал всю ее подноготную, переводчица поведала мне всю ее историю.

— Ее муж был известным рок-музыкантом, гитаристом группы «Калинов мост», но страшным ленинолюбом, он повесился в день рождения Ленина.

— Почему ты мне сразу не сказала об этом, Вельма?

— Она просила тебе об этом не говорить.

Возможно, она опасалась, что это может меня от нее оттолкнуть. Знание — это власть. У нее была малая дочь, она показала мне ее фото. Она спросила меня, нужна ли она мне только для развлечения, или же у меня серьезные намерения. Она искала любви. Жарковский же и другие встреченные нею москвичи относились к ней как к шлюхе. Она спросила, женат ли я? Я не стал ей врать. Я был свободен. Больше она ни о чем не расспрашивала.

— Do you like Elena? — спросила меня Нина Садур на вокзале, отправляя в киоск за пивом.

Мы провожали писательницу в Саратов на читки. Она звала меня с собой, но я не поехал. Приключений и соблазнов хватало и без того.

Елена Целкодранова вернулась от Жарковского через несколько дней. Вельмы как раз не было дома. Я быстро раздел беспутную женщину. Она не противилась. В постели она не задавала вопросов. На следующий день она съездила к Жарковскому, чтобы с ним объясниться.

После этого мы сидели на кухне, и она гладила мои ноги, словно пытаясь загладить свою вину, давая понять, что я был ей важен, а Жарковский нет, что это было всего лишь ничего не значащее приключение.

Теперь мы трахались напропалую. В постели Елена проявляла довольно мало эмоций, позволяя делать с ней все, что я хотел, лишь в заключение полового акта, когда я с криками кончал, ее дыхание становилось чаще. Но постепенно она становилась активней. Она удовлетворяла меня орально и давала мне полизать свою жопу. После разрыва с Жарковским Елена окончательно поселилась у нас.

Теперь я платил за нее в метро, когда мы куда-нибудь вместе ездили. Я покупал ей сладости, поскольку в России я чувствовал себя богачом. Тем не менее, в Москве я расходовал не меньше денег, чем в Вене.