– … В горы, – закончил Воробьев.
– Правильно, но куда именно в горы? Туда, – полковник махнул рукой на северо-восток, где гигантскими волнами тянулись горные хребты, густо поросшие соснами, – в дикие, безлюдные места, без мыслил-ской оружия, боеприпасов, снаряжения лучше не соваться – с голоду пропадешь. Мне кажется, он отправился на станцию Долбуново, чтобы сесть на поезд и бежать дальше.
– Других станций или полустанков, кроме Долбуново, поблизости нет?
– В одну сторону на двадцать пять километров, во второй – на все пятьдесят с лишним. Это по железной дороге, а по шоссе ближе чем в сорока километрах от Долбуново не найдешь жилья.
– Тогда на станцию, – предложил Воробьев. – Поедем машиной. Все равно следы давно смыл дождь.
– Поехали, – согласился полковник.
Грицай и Воробьев прибыли в Долбуново чуть позже, чем тот, за кем они гнались. Еще перед рассветом на заставах дорог стали чекисты, готовы задержать врага. На вокзале сидел Воробьев, незаметно, но внимательно оглядывая всех, кто заходил и выходил. Под наблюдением был весь перрон.
Когда кутья очнулся, за окном уже совсем рассвело. Художник приподнял голову – острая боль пронзила мозг и, казалось, прошел по всему телу. Медленно, стараясь не делать резких движений, кутья дотянулся до телефонной трубки, так и повисла на проводе, брошенная во время схватки.
– Алло! Станция! Алло! … Пришлите скорую помощь, – попросил он, когда телефонистка ответила.
В больнице кутья окончательно пришел в себя. Рана, как оказалось, была неглубокая – рукоятка пистолета скользнула по кости, не задев ее. Кутья вызвал просто в палату милиционера и все рассказал ему. О случае с художником немедленно сообщили Грицая. Все это еще раз подтвердило, что погоня на правильном пути.
На окраине Энск стоит одноэтажный дом, огороженный сплошным, окрашенным в зеленый цвет высоким забором. Над калиткой забора доска с грубо вырезанным из дерева изображением солнечного диска, от которого во все стороны расходятся семь круглых, похожих на макароны лучей. Это молитвенный дом "слуг седьмого дня".
Почти целую неделю калитка плотно закрыта. В субботу, вечером, она гостеприимно распахивается, и попасть за зеленый забор может каждый, кто захочет. Более того, высокий, седобородый вратарь встретит посетителя приветливым: "Просим заходить". Войдя в калитку, посетитель увидит посреди широкого двора, немного наискосок к другим домам улицы, молитвенный дом – небольшую, в форме правильного четырехугольника здание без окон. Над дверью ее прикреплено то же изображение солнца с семью макаронными лучами. Со двора посетитель попадает прямо в длинный зал, на потолке которого опять повторено изображение семипроменевого солнца. Стены зала обшиты досками. Естественное освещение заменяют семь светильников, каждый из которых окрашен в один из цветов радуги.
Одну из дверей молитвенного дома обращены на восток, другие – на запад. Через восточные заходят рядовые члены "корабля" и случайные гости. В дымном пламени светильников сектанты становятся лицом к западному входу – мужчины справа, женщины слева – и поют духовный гимн.
Затем из западных дверей выходит "рулевой". Он обращается к "слуг" с длинной проповедью на различные духовные темы. После проповеди вновь начинают петь. Иногда бывает, что на кого из присутствующих, чаще всего на женщин, "находит святой дух" – бедная начинает кликушествуваты.
Поздно вечером, пожертвовав кто сколько может на "корабль", "слуги седьмого дня" расходятся до следующей субботы.
… Однажды субботним вечером к калитке подошел незнакомый мужчина, оглянулся. Вратарь встретил его, как и всех, кто заходил в молитвенный дом, любезным: "Просим". Незнакомец кивнул ему и прошел в молитвенный дом.
В зале было душно, пахло горелой елеем и потом.
Светильники угорали – вверх тянулись тонкие струйки дыма.
Пели гимн. Нестройный мужские и женские голоса тоскливо выводили: "Тех, кто сердцем не лука-а-вить …"
– Как грядет господь в день седьмой! – Раздался голос, и из западных дверей вышел "рулевой". Незнакомец удивленно уставился на него.
– А Силаев где? – Тихо спросил он, наклонившись к соседу, волосатого мужчину, который, сложив руки на животе и раскрыв неопрятного рта, тупо смотрел на "рулевого".
Волосатый недовольно посмотрел на незнакомца, пробормотал:
– Где ему место, там и есть – за решеткой.
– А Капров?
– Они друг без друга жить не могут.
– Братья и сестры! Возлюбленные чада корабля нашего! … – Начал проповедь преемник Силаева.
Грубо расталкивая "слуг седьмого дня", случайный посетитель вышел из молитвенного дома. Больше ему здесь нечего было делать.
Читатель, конечно, уже узнал в незнакомце Пав-люка. Опытность и осторожность помогли ему избежать преследования. Проехав рабочим поездом два перегона, он вышел на одной из станций, пересидел здесь сутки, пропустил экспресс Киев-Энск. Он знал, что в этом поезде его ищут. Подстерегают его и на вокзале в Энск.
Прямым поездом Павлюк вообще не воспользовался. ехал с пересадками рабочим. Сошел на последней пр::-огородный платформе перед Энск, в город достался автобусом.
