Улица без рассвета - [2]

II. "Майор Генрих Штафф"

Альтиметр показывал три тысячи метров над землей, а самолет все набирал высоту. Глухо, равномерно гудели моторы. Под машиной в ночной темноте клубились бесформенные легкие облака. В кабине становилось все холоднее.

– Это – самый опасный отрезок пути. Двадцать минут мы должны лететь над территорией врага, – сказал, зябко пряча руки в карманы форменной эсэсовской шинели, один из пассажиров – худой человек с глубокими, как шрамы, морщинами на длинном угловатые лице и бесцветными неподвижными глазами.

– Я не боюсь опасности, – пожав плечом, ответил тот, к кому обращался эсэсовец, – крепкий мужчина средних лет, широкоплечий, с невыразительным лицом и быстрым, точным взглядом узких глаз цвета спитого чая. – Да не в этом дело. Вообще эта поездка – ужасно глупое мероприятие. Меня отрывают от важных дел, а для чего? Выручать из плена болвана Муссолини, от которого все равно нет никакой пользы.

На лице эсэсовца появилась неопределенная гримаса – видно, ему не впервые приходилось выслушивать жалобы от спутника. Немного помолчав, он сказал:

– Отто Скорцени[1] настаивал на том, чтобы вас включили в его группу… Смотрите – линия фронта!

Тучи разошлись, под самолетом виднелась земля. Разглядеть, что там внизу – поле, лес, пустынный, разрушенный войной город, – не давала темнота. Изредка то здесь, то там вспыхивали огненные точки.

Впереди вырос луч прожектора, бледно-прозрачный, упругий, как струя воды. Забегал по небу, потом начал медленно, осторожно подкрадываться к самолету. Вслед за первым прожектором вспыхнули еще три, их лучи соединялись, пересекались, расходились в стороны, опять сливались в одну широкую полосу.

– Черт! – Выругался эсэсовец, вынимая руки из карманов: ему вдруг стало жарко. – Как назло, тучи разошлись!

Неожиданно серебристый луч уперся прямо в фюзеляж самолета. Машину резко качнуло – летчик совершил маневр, пытаясь выйти из луча.

На мгновение луч остался сзади, но самолет уже был пойман вторым лучом, третьим. Летчик, то делая крутые виражи, то резко снижаясь, пытался выскочить из ослепительного перекрестка – прожектористы схватили его крепко. Вскоре к самолету со всех сторон потянулись трассы: оранжево-красные – от крупнокалиберных орудий; тонкие, пунктирные, похожие на фейерверк – от скорострельных; почти сплошные струи пулеметного огня…

Вдруг послышался треск. В самолете появилась узкая, рваная пробоина. Острый, изогнутый, как серп, осколок застрял в шпангоуте. В кабину ворвался пронзительный ночной ветер.

Эсэсовец схватился:

– Черт! – Закричал он. – Нас собьют!

Его спутник тоже встал. Это был коренастый длиннорукий человек, в каждом движении которого чувствовалась большая физическая сила. Нервными рывками он пытался поправить парашют, съехавший набок. Потом, вспомнив что-то, спросил эсэсовца:

– Пилот и штурман знают, кто я такой?

– Я сказал, что едет важный офицер гестапо.

– Зачем вы это сделали?

– Чтобы они были особенно осторожны в воздухе.

– Глупости. Теперь надо уничтожить обоих. В плену они меня выдадут.

Беседовали быстро, стараясь перекричать бешеный рев моторов, покачиваясь из стороны в сторону при неожиданных маневрах самолета.

– Уничтожить их нельзя, – ответил эсэсовец. – Без управления самолет начнет падать, и мы не успеем выпрыгнуть. Может, летчику удастся сделать посадку. Это будет лучше…

Дверь кабины пилота неожиданно распахнулась.

– Самолет горит! – Изо всех сил крикнул с порога штурман .- Спасайтесь!

Долгорукий выхватил пистолет и нажал на спусковой крючок. Штурман медленно упал ничком на твердую пол кабины. Самолет накренился, и тело убитого откатилось в сторону, к сиденьям.

Почти не меняя позы, лишь повернув пистолет справа, длиннорукий выстрелил в эсэсовца. Тот вскрикнул, на морщинистом лице его застыло выражение удивления. Бесцветные неподвижные глаза закрылись.

– Так будет вернее, – пробормотал длиннорукий.

Бросился к двери кабины пилота, рванул, но они не поддались.

– Догадался, закрылся, проклятый!

Еще раз рванул дверь.

С той стороны раздался выстрел. Долгорукий схватился за шею – ее глубоко поцарапала пуля, посланная летчиком сквозь дверь.

Выругавшись, длиннорукий поправил парашют, быстро открыл аварийный люк и прыгнул в холодную, ветреную темноту. Уже качаясь под раскрытым куполом парашюта, увидел, как летит к земле клубок оранжевого пламени – горящий самолет…

…Рядовой караульного взвода роты "джи" Боб Дерри первый подбежал к парашютиста с подбитого немецкого самолета.

– Хенде хох! – Закричал Боб, как только парашютист оказался на земле. – Ты окружен.

Последнее Дерри добавил для того, чтобы напугать немца и подбодрить себя. Окружать парашютиста было некому – Дерри был один. А немец и не собирался оказывать сопротивления.

– Я майор немецкой армии Генрих Штафф, – на ломаном английском языке ответил он. – Я сдаюсь. Не стреляйте.

– Брось оружие! – Приказал Боб и осторожно, не отводя от пленного автомата, начал подходить к нему.

Штафф высоко поднял руки, пытаясь и позой, и выражением лица показать свое миролюбие и беззащитность.

Взяв парабеллум майора, Дерри повел пленника в штаб.

Но почти на краю села, где стояла рота "джи", произошло происшествие, о котором Боб не раз вспоминал позже.