Улица Ангела - [42]

Графин с вином пробормотал, что с удовольствием прочтет, и спросил название книги, чтобы записать в библиотечный листок.

— Сейчас скажу. — И миссис Пирсон, дав наконец отдых своим локонам, озабоченно прикусила губу. — Ах Боже мой, как это глупо! Вообразите, не могу припомнить! Название такое заманчивое, и оттого я выбрала эту книгу, когда мне ее предложили в библиотеке. Ну, не смешно ли, право?

— Я тоже никогда не запоминаю названий, — дружески утешил ее мистер Дэрсингем. — А как фамилия автора? Это мужчина или женщина?

— Думаю, что мужчина, я даже почти в этом уверена. Фамилия самая обыкновенная, Уилсон или что-то в этом роде. Нет, постойте… не Уилсон, а Уилкинсон… Уолтер, ты не помнишь фамилию автора той книги, которую я читала? Не Уилкинсон?

— Нет, это ты вспомнила фамилию монтера, который приходил к нам чинить радио, — возразил мистер Пирсон, вытягивая по направлению к жене длинную шею. — Монтера зовут Уилкинсон. Вы знаете эту мастерскую, Дэрсингем, — на Эрл-Корт-роуд.

— Ах, да, да. Боже, какая я глупая!

— Хи-хи-хи!

Миссис Пирсон улыбнулась неопределенно, но приятно.

— Ну вот видите, мистер Дэрсингем, сейчас я не могу припомнить, я уже завтра утром скажу миссис Дэрсингем, а она вам передаст.

В эту минуту за столом внезапно наступило молчание — быть может, потому, что за дверью послышалось какое-то царапанье и она приоткрылась, но только на какой-нибудь дюйм или два. Затем тишину нарушил ужаснейший грохот разбитой посуды, за которым последовал короткий и пронзительный вопль. Снова молчание на один страшный миг. Котлеты с гарниром наконец прибыли, и коричневое пятно, расползавшееся на полу за дверью, указывало, где они находятся.

— Ей-богу, — ахнул мистер Голспи, обращаясь к мисс Верэвер, в то время как миссис Дэрсингем устремилась за дверь. — Это наш обед!

— Да что вы!

— Головой ручаюсь, — заверил ее мистер Голспи, серьезно и невозмутимо.

Мисс Верэвер и майор Трейп переглянулись, тем самым раз навсегда изгоняя мистера Голспи из порядочного общества и относя его к категории людей, интересующих только общественных деятелей и антропологов.

Тем временем миссис Дэрсингем скрылась за дверью, а ее муж хотел было последовать за ней, но не мог этого сделать, так как за дверью были котлеты, гарнир, подливка, разбитые тарелки и блюда, рыдающая Агнес и оцепеневшая от ужаса миссис Дэрсингем — и для него уже не хватало места. Он остался на пороге, открыв дверь, так что тело его находилось в столовой, а голова — в коридоре.

— О Господи! Говард, закрой же дверь! — услышали гости крик миссис Дэрсингем.

— Сейчас, — отозвалась с запинкой невидимая голова хозяина. — Но послушай… не могу ли я… э… помочь чем-нибудь? Не хочешь ли, чтобы я вышел и… и… что нужно делать?

— Ах, да оставайся ты там и закрой дверь! — Чувствовалось, что еще минута — и миссис Дэрсингем истерически завизжит, потому что она говорила тоном женщины, доведенной до крайности.

Мистер Дэрсингем захлопнул дверь и вернулся на свое место. Он посмотрел на майора Трейпа, а майор Трейп посмотрел на него, и оба, без сомнения, вспомнили доброе старое время в школе.

— Вы извините… э… э… — мистер Дэрсингем смущенно обвел глазами гостей, — боюсь, что там случилась какая-то катастрофа.

Тотчас же миссис Трейп, миссис Пирсон, майор Трейп и мистер Пирсон заговорили все разом. Не упоминая о катастрофе с котлетами, говорили о происшествиях вообще, рассказывали о разных необычайных случаях, которые с ними происходили. Мисс Верэвер только посматривала как-то странно на всех, а мистер Голспи допивал свое вино с мрачным равнодушием, как человек, принимающий хинин где-то на вершине горы.

Через некоторое время дверь, неплотно закрытая, опять приоткрылась, и из коридора донеслись смешанные звуки — стук, какое-то бульканье и всхлипывания, из чего можно было заключить, что в настоящий момент Агнес лежит в истерике и барабанит пятками по полу. Затем послышался новый голос, хриплый и негодующий, и объявил, что все это — стыд и срам и даже если девушка оплошала, так ведь одна пара рук — это только одна пара, не больше, и если в этом доме привыкли из-за всякого пустяка давать расчет прислуге, так она заявляет, что и она готова уйти в любую минуту. Одним словом, на сцену появилась кухарка.

Мистер Дэрсингем встал с расстроенным видом, но для чего — для того ли, чтобы опять закрыть дверь, или для того, чтобы принять участие в драме, происходившей в коридоре, — мы так никогда и не узнаем. Ибо в эту минуту миссис Пирсон в порыве добрососедских чувств вскочила с криком: «Ах, бедная миссис Дэрсингем! Я чувствую, что следует ей помочь!» — и выбежала, а дверь за ней захлопнулась раньше, чем мистер Дэрсингем сообразил, что произошло.

Очутившись в коридоре, миссис Пирсон не просто вмешалась, не стала глядеть с любопытством, торчать у всех на дороге и мешать, а сразу взяла дело в свои руки. Ибо хотя разговор ее за столом и был глуп, хотя она носила смешные локоны, была старомодна, невыносимо жеманна и чувствительна, но она была опытная хозяйка, выдержавшая в Сингапуре не одну страшнейшую тропическую домашнюю бурю.

— Я знала, что вы не рассердитесь за мое вмешательство, — воскликнула она. — Ведь в конце концов мы соседи, не правда ли, а это что-нибудь да значит.