Уленшпигель и Гулливер. Антиевангелия XVI-XVIII веков - [7]

Тогда Уленшпигель сказал доктору: «Почтенный доктор, как долго же воняет ваша испарина! Как вы себя чувствуете, так сильно потея? Ведь страсть как воняет»... Уленшпигель сказал: «Полежите тихо, я пойду достану огня, посмотреть какой у вас вид». Между тем, поднимаясь, Уленшпигель тоже НАЛОЖИЛ В ПОСТЕЛЬ и сказал: «Увы, мне стало плохо, это я от вас заразился». Доктор лежал и так занедужил, что мог с трудом повернуть голову. Он благодарил бога, что лекарь от него удалился, — теперь он хоть немного глотнул воздуха, ибо, когда он ночью хотел встать с постели, Уленшпигель его удерживал, не давая ему подняться, и говорил, что доктор должен сперва хорошо пропотеть. И вот теперь Уленшпигель встал, вышел из комнаты и убежал совсем. Между тем наступил день, и доктор увидел у стенки выдолбленный камень, ПОЛНЫЙ ДЕРЬМА, а доктор был так слаб, что испачкал лицо в нечистотах» [857:2], с.172-173.

Надо признать, что этот сюжет — ярко пахнущий, запоминающийся. Написан талантливо. Причем подобных фрагментов «с дерьмом» в Народной Книге много. Ниже мы еще будем вынуждены вернуться к этому. Оказывается, такая яркая «вонючая» направленность Народной Книги отнюдь не случайна и интересна. Конечно, сегодняшние историки и восторженные писатели вроде Ромен Роллана уверяют нас, будто читатели XVII-XVIII веков искренне восхищались подобными «народными шутками». Таков, дескать, был «варварский стиль той грубоватой эпохи» и т.п. Усомнимся. Конечно, «тема навоза» далеко не единственная в Народной Книге про Уленшпигеля. Но она — одна из наиболее выпуклых. Неужели она столь долго повергала в восторг западных европейцев? Причем настолько, чтобы (как и в случае с Фаустом, Пантагрюэлем и Дон Кихотом) в Европе XVII-XIX веков об Уленшпигеле были написаны самые разные пьесы. А также ставились спектакли и балеты. И чтобы в XIX веке композитор Рихард Штраус написал симфоническую поэму «про Уленшпигеля». И чтобы в XX веке режиссеры продолжали ставить спектакли и кинофильмы об Уленшпигеле. Конечно, как мы объяснили выше, начиная с романа де Костера второй половины XIX века, восхищение Уленшпигелем можно частично объяснить выдуманной задним числом революционной деятельностью героя. Но ведь ранее XIX века ни о каком «революционере Уленшпигеле» никто ничего не знал. В XVII-XVIII веках восхищались ЧЕМ-ТО ДРУГИМ. Вот в этом мы и хотим разобраться.

1.8. Новая Хронология объясняет причины популярности истории Уленшпигеля.

Скорее всего, истинная причина такой популярности была совсем в другом. В основе истории Уленшпигеля (как и Дон Кихота, Фауста, Пантагрюэля) лежало нечто иное, по-настоящему серьезное, а вовсе не детские и часто развязные анекдоты. Какие-то действительно крупные события, важные для тогдашнего средневекового мира, имевшие заметные социальные последствия, породившие сильные общественные течения, важность которых частично сохраняется до сего дня.

Обратимся к самóй Народной Книге. Берем в руки стостраничное издание и начинаем внимательно, не спеша, читать. И довольно быстро обнаруживается, что если понимать всё рассказанное буквально в современной интерпретации, то бесконечные унылые странствия Уленшпигеля наскучивают уже через несколько страниц. А ведь таких страниц около сотни.

Вот, например, «четвертая история рассказывает, как Уленшпигель уговорил две сотни парней разуть башмаки и сделал так, что из-за этого стар и млад друг дружке вцепились в волосы», с.163. Или же как «Уленшпигель во Франкфурте-на-Майне обманул на тысячу гульденов евреев и продал им свое дерьмо под видом вещих ягод», с.194. Или как «Уленшпигель с помощью лживой исповеди уговорил священника из деревни Риссенбрюгге отдать ему лошадь», с.198.

И так далее и тому подобное. И всё в одном и том же затянутом шутовском ключе. Как и в случае со средневековыми описаниями Фауста и Дон Кихота, скажем прямо — полностью, строка за строкой, прочесть все сто страниц повести якобы XVI века об Уленшпигеле (при современном взгляде на нее) могли когда-то и могут сегодня только единицы. Но поскольку, как нам говорят, многие люди Западной Европы XVII-XVIII веков ИСКРЕННЕ ВОСХИЩАЛИСЬ этим произведением, хочется понять — что же так привлекало их? Может быть, привитый нам с детства взгляд на эту повесть неверен? И как только вопрос задан, ответ на него — в рамках Новой Хронологии — всплывает довольно быстро и оказывается неожиданным и интересным. Но, повторим еще раз, для этого нужно опираться на результаты наших исследований, проясняющих общую картину древней истории. Без Новой Хронологии разобраться бы не удалось.

По-видимому, реформаторы XVII-XVIII веков восхищались тем, что потом, через некоторое время, было прочно забыто (а точнее, заставили забыть) и ушло в прошлое. Но чтó было актуально и вполне понятно западным читателям эпохи Реформации. И именно это понимание вызывало их бурные эмоции и восторги. А по прошествии многих лет забылось, обесценилось, потеряло остроту.

Здесь уместно напомнить, что ранее мы уже обнаруживали подобные средневековые агитационно-пропагандистские произведения. Как мы показали в книге «Доктор Фауст. Христос глазами антихриста», знаменитая история Фауста — есть не что иное, как антиевангелие. То есть насмешливое и даже издевательское искажение истории Иисуса, направленное на раскалывание церкви и общества в эпоху западноевропейской Реформации. Той же разрушительной антиимперской идее служил и объемистый развязный (местами даже тошнотворный) «роман» Франсуа Рабле «Гангартюа и Пантагрюэль».