Укус мрака - [17]

С непередаваемым блаженством Рут взгромоздилась на кожаный табурет. Ей нравился шум толпы, оглушительная музыка, позвякивание монеток, смех, гул голосов; ей нравилось сидеть здесь, в своих новых туфлях, «действительно очень удобных», как уверил ее продавец чикано[14] с золотыми зубами, держа в руках красивую сумочку из черной замши. Если бы Герберт мог ее видеть! Она подавила легкую дрожь. Думать о Герберте, – это думать о Джексонвилле. Официант в красном пиджаке с золотыми пуговицами подошел справиться, желает ли она что-нибудь выпить, и ей сразу стало легче. Да, сегодня вечером она выпьет. По крайней мере, один сухой мартини. А может быть, и два, если придет Кетер Браун. «Ты просто сбрендившая старуха восьмидесяти годочков от роду, – подумала она снисходительно. – Но ты права, веселись».

– Добрый вечер, Рут. Сегодня вечером вы прекрасно выглядите.

Так приятно слышать певучий голос Кетера. Он сел на соседний табурет и тонкими губами осторожно коснулся ее руки. Рут расцвела. Вот настоящий мужчина. Не очень молод, конечно, но такой очаровательный. Высокий, худощавый, элегантный, с лицом старого прусского офицера. Не хватает только монокля и сабли. Ну и светлой кожи. Потому что, честно говоря, вряд ли можно встретить чернокожего прусского офицера. «Я настоящий плавильный котел», – сказал он однажды с улыбкой. Кетер взглянул на нее голубыми глазами, которые так контрастировали с его темной кожей.

– О чем вы думаете, моя пригожая дама?

– О моем сухом мартини, – ответила Рут с гримаской, достойной Скарлетт О'Хара.

Кетер обнажил свои безупречные искусственные зубы и приподнял бровь.

– Я предчувствую, Рут, что это будет волшебный вечер.

– Неужели вы думаете, что в этом бардаке его можно будет найти? – проворчал Уилкокс, уступая дорогу чете жирных толстяков, нагруженных хот-догами, за которыми с плачем плелись пятеро жирных мальчуганов с набитыми сосисками ртами.

– Мы даже не знаем, здесь ли он, – продолжал Уилкокс. – Он мог где угодно выйти из трамвая.

С того самого момента, как они вошли в парк, наводненный туристами, Уилкокс чувствовал, что его настроение все ухудшается и становится похожим на грозовое небо.

– Герби, помолчи хоть немного! – взмолилась Саманта. – Ты как старый барбос, которого согнали с любимого кресла! Ведь сам же говорил, что восемьдесят процентов за то, что Лори укрылся именно здесь.

Уилкокс гневно взглянул на Саманту:

– Это было до того, как мне в сотый раз отдавили ноги.

Она улыбнулась и легко поцеловала его в губы.

– Старый медведь. А ты не думаешь, что я больше тебя заслуживаю сострадания, если вспомнить о моем отвращении к толпе?

– Ты лечилась и получила свидетельство, что все прошло. А я ревниво берегу свои неврозы. И мне уже тошно.

К ним подошел Хейс, с его пальцев стекал кетчуп.

– Эти поганые бургеры южан текут со всех сторон. Держите. Ну, что?

– Ничего. Кроме трех или четырех тысяч четырнадцатилетних чернокожих парнишек, – отмахнулся Уилкокс, вгрызаясь в резиновый гамбургер.

– Ну будьте же хоть немного оптимистом, Герби. Радуйтесь зрелищу! – заметил Хейс, указывая на монгольфьер в форме сигары, красиво взлетающий в огнях прожекторов.

Лори задрал голову, наблюдая за подъемом шара.

– Оболочка из прочного нейлона, обработанного полиуретановым лаком, – объяснял голос за его спиной.

Он обернулся и увидел женщину лет тридцати, с наголо обритой головой, в комбинезоне, которая беседовала с каким-то типом с младенцем в рюкзачке-кенгурушке. Они обменялись еще несколькими словами, потом тип с младенцем ушел, а женщина подошла к палатке, перед которой огромный негр в розовой парке варил кофе. Из палатки вышла крупная женщина, и Лори подумал, что она очень похожа на актера Эррола Флинна. Эррол Флинн в вечернем платье и в оранжевом парике. И плохо выбритый. Наверняка ряженый статист, нанятый для развлечения публики.

– Я хочу знать правду, – сказала женщина, похожая на мужчину.

– Не тяни меня за яйца, – ответил мужчина, похожий на Эррола Флинна в женской ипостаси.

Лори отошел в тень. Сейчас начнется крутая перепалка.

– Бадди! – продолжала настаивать женщина. – Что же ты все-таки сделал с парнишкой?

– Изнасиловал, разрезал на куски и сжег их в горелке.

– Послушай-ка меня хорошенько! Первое: ты берешь с собой незнакомого пацана, возвращаешься один и просишь ничего не говорить фараонам… Второе: ты сбиваешься с пути и оказываешься в пятидесяти кэмэ от Лас-Вегаса. «Наврал вариометр… » Черт побери мою задницу, я сама его проверяла, твой вариометр… Так вот, я хочу знать, что у тебя там произошло! – заключила она, тыкая ему в грудь указательным пальцем.

Эррол Флинн вздохнул, ероша волосы парика.

– Сэнди, ты просто нудила. Что, совсем уже нет воображалки? Если я улетаю с парнем, а возвращаюсь один, и если допустить, что я не убил его и не выкинул из корзины, то остается предположить, что он решил продолжить свой путь самостоятельно, понятно?

– Но почему ты полетел в том направлении?

– Испортился вариометр.

– Иногда мне хочется придушить тебя, Бадди. Ты что, вконец уже засранный чертов педик?

– А ты – воплощение женственности и изысканных манер…