Укрывшиеся под светом Сталина - [3]

Иногда милость вождя падала неожиданно как снег на голову. Автор «Чингисхана» и «Батыя» Василий Ян вряд ли рассчитывал, что в 1942 году станет лауреатом Сталинской премии! Как и Алексей Толстой, он вышел из «бывших». До революции служил военным чиновником в Туркестане, работал корреспондентом Петербургского телеграфного агентства в Турции и Румынии. Потом вернулся в советскую Россию и стал литературным поденщиком — писал по заказу госиздательства детские повести о Спартаке и «народных» восстаниях против Александра Македонского. Делал это крайне добросовестно, никогда не мозолил глаза начальству. И вдруг его прорвало! В «Чингисхане» он описал места, где странствовал в юности, проезжая верхом пустыни от Средней Азии до Индии. Роман вышел очень живым. И, как на заказ, в тот самый год, когда понадобилась патриотическая тема. Немцы как раз подходили к Волге.

Никто не подсказывал Сталину награждать именно Яна. Он сам был страстным книгочеем — самым заядлым среди российских вождей ушедшего века. В мемуарах Ильи Эренбурга есть эпизод, как обсуждался на политбюро его роман «Буря» в связи с выдвижением на Сталинскую премию. Сталин спросил, почему «Бурю» выдвинули только на вторую степень. Александр Фадеев объяснил, что, по мнению комитета, в романе есть ошибки. Один из главных героев, советский гражданин, влюбляется во француженку. Это нетипично. Сталин возразил: «А мне эта француженка нравится. Хорошая девушка! И потом так в жизни бывает»…

«Сталин, — пишет Эренбург, — отстаивал право Сергея любить Мадо, а вскоре после этого продиктовал закон, запрещавший браки между советскими гражданами и иностранцами, даже с гражданами социалистических стран… Дела Сталина так часто расходились с его словами, что я теперь спрашиваю себя: не натолкнул ли его мой роман на издание этого бесчеловечного закона?»

Может, и натолкнул. Но известно и другое. Когда советские войска вступили в Европу, именно Сталин одернул Эренбурга, чья антигерманская публицистика перешла все границы здравого смысла. Известное эренбурговское «Убей немца!» было актуальным, когда враг стоял под Москвой. Теперь этот призыв мог привести только к ненужным преступлениям против гражданского населения. В СССР не существовало другой прессы, кроме партийной. И все же давайте прочтем следующую характеристику: «На портретах Сталин производит впечатление высокого, широкоплечего, представительного человека. В жизни он скорее небольшого роста, худощав; в просторной комнате Кремля, где я с ним встретился, он был как-то незаметен». Это Лион Фейхтвангер «Москва 1937», изданная в Амстердаме и переведенная в том же году издательством «Художественная литература» тиражом 200 тысяч экземпляров — огромным даже по тем временам.

В этой книге еще много интересного о Советском Союзе. Совершенно неожиданного: «Бюрократизм тоже способствует осложнению московского быта. Однако тяжелее всего ощущается жилищная нужда. Значительная часть населения живет скученно, в крохотных убогих комнатушках, трудно проветриваемых зимой. Приходится становиться в очередь в уборную и к водопроводу. Видные политические деятели, писатели, ученые с высокими окладами живут примитивнее, чем некоторые мелкие буржуа на Западе… Но что абсолютно отсутствует — это комфорт. Если кто-либо, женщина или мужчина, хочет быть хорошо и со вкусом одет, он должен затратить на это много труда, и все же своей цели он никогда вполне не достигнет».

Неприглядная картина! И тем не менее книга выходит в сталинском СССР без купюр! Допустить такое к печати мог только человек, который искренне хотел, чтобы его страна стала лучше. Что же тогда свобода слова? Да и существовала ли она в те времена где-нибудь? В гитлеровской Германии? В Соединенных Штатах, где цензура во время войны не заметила депортации в концлагерях всех американских граждан японского происхождения? Не будет преувеличением сказать, что советские стандарты «гласности» того времени не так уж отставали от общемировых — тоже достаточно несовершенных.

Известна реакция Сталина на сообщение, что маршал Рокоссовский завел себе любовницу и держит ее прямо в штабе. «Что делать будем?» — спросили Верховного Главнокомандующего. «Завыдовать будэм!» — отшутился тот с кавказским акцентом. Тем дело и кончилось. В какой-то мере вождь всех времен и народов был лишен чувства зависти. Он очень ценил таланты и стремился использовать их на благо тому строю, который создавал.

Точно так же, как неожиданно пробилось целое поколение талантливых писателей, в войну выдвинулась плеяда сталинских полководцев. Иногда он очаровывался недостойными — такими, как генерал Власов. Но чаще и тут замечал одаренных. Это сейчас их скопом называют мясниками. А вот Геббельс сталинскими генералами восхищался, считая, что Германии как раз таких и не хватает для победы. «Разумеется, в вермахте найдется еще немало оперативных талантов, — записывает он в дневнике 31 марта 1945 года, — но отыскать-то их очень трудно». А ведь Сталин своих отыскал! Несмотря на русское бездорожье и размеры страны!

По большому счету в оценке современных технологий этот гуманитарий ошибся всего раз — когда поверил не Вавилову, а Лысенко. Но, с другой стороны, правота генетиков нигде в мире не была тогда экспериментально доказана. А Николай Вавилов развел в своем институте такой бардак, настолько раздул штат, устроив на должности всю свою свиту, а практические результаты были, несмотря на все затраты и заграничные экспедиции, так ничтожны, что в один момент вождь разочаровался в этом сыне московского миллионера. «Вы свободны, товарищ Вавилов!» — короткая фраза в ответ на многословные оправдания означала опалу и смерть в тюрьме. Вождь не любил, чтобы его водили за нос. Он хотел видеть вокруг себя успешных управленцев.