Укрытие - [35]

Когда доктор спускается, он останавливается посреди комнаты и долго на нас смотрит. Изучает нас всех. Потом наклоняется и дотрагивается до синяка у Фрэн над бровью.

Редкий оттенок, говорит он. Еще есть?

Фрэн опускает глаза в пол и едва заметно мотает головой. Доктор Рейнолдс переключается на меня, проводит тыльной стороной ладони по шраму на моей щеке. Рука у него тяжелая и прохладная.

Стало гораздо лучше, Долорес.

Я так горда, что почти забываю, зачем он здесь. А он — нет. Он поднимает глаза и глядит на нас.

Вот что, девочки. Ваша мама очень больна. И без вашей помощи ей не выздороветь. Ей нужны тишина и покой. И никаких неприятностей. Он многозначительно смотрит на отца, который стоит в дверях — ждет, чтобы его проводить.

Когда уезжает Франческа? — спрашивает доктор Рейнолдс.

Социальный работник придет завтра, говорит отец. На Фрэн он не смотрит.

В таком случае я дам вам кое-что для Мэри, вздыхает он и открывает замок своего портфеля. Вынимает коричневый пузырек с пилюлями и протягивает его отцу.

Только знаете, мистер Гаучи, прячьте его подальше, хорошо?

* * *

Фрэн сегодня одета очень красиво. Отец сам чистит ей туфли, усевшись на нижней ступеньке с баночкой «Черри блоссом» и бархотками. Он размазывает по туфлям матовые круги, и дырчатый узор исчезает под слоем гуталина. Потом берет щетку и долго трет их резкими, короткими движениями. Это лучшие туфли Фрэн, купленные ей для праздника Тела Христова.[3] Теперь она поедет в них в приют. Для него кожа пахнет богатством, но для меня — я наверху, гляжу, как ходит взад-вперед по стене его тень, — это запах страха. Он так же начищает свой ремень.

Селеста внизу, вместе с ним. Она встала рано, чтобы погладить Фрэн фартук. Они не разговаривают ни друг с другом, ни с Фрэн. Селеста плюет на утюг, смотрит, как шипящие шарики слюны подпрыгивают на чугуне. К приходу Лиззи Прис у нее и слюны не остается.

Фрэн достает из-под кровати свои сокровища; отбирает сигаретный окурок, стеклянный шарик с бирюзовым глазком, бесценный осколок изумруда и кладет их в карман. Кукол и комиксы она оставляет и впервые в жизни забывает заправить кровать. Она не возвращается наверх попрощаться.

Дверь в Клетушку остается закрытой.

* * *

Монастырь находится у подножия горы Леквик, он окружен высокой железной оградой, а вдоль дороги — раскидистые вечнозеленые деревья. Из-за них не видно, что происходит внутри, но иногда доносятся звуки — такие же, как на школьном дворе во время перемены. Летом подъездная аллея зарастает огромными кустами борщевика, из-за которых и не разглядеть позеленевшую медную табличку

Детский приют Таргартского монастыря

Природа уже готовится к зиме, поэтому Фрэн отлично видны и поле по левую руку, и низенькие надворные постройки, и большой серый дом, который вдруг появляется перед ветровым стеклом малолитражки Лиззи Прис.

Летом на этом поле пасутся коровы, говорит Лиззи. А у матери-настоятельницы есть маленькая собачка, представляешь? Кажется, ее зовут Пенни. Или Пепе?

Фрэн ее не слушает; боль разлита повсюду. Кожа — как тончайшая бумага, и натянута так туго, что кажется, одно неловкое движение, и она порвется, и машину Лиззи Прис зальет кровью. Фрэн сидит не шевелясь и чувствует, как то, чем она сама себя наказала, пульсирует под белой тканью рукава. Если положить туда руку, ощущаешь жар, а если подвигать запястьем, это место немеет. Это — ее, и никому больше не принадлежит. Она надеется, что всё вышло как надо.

* * *

Фрэнки стоит в саду. Прекрасное ясное утро. В тени стены длинная дорожка инея, примятая трава — это явная улика. Фрэнки трет пальцы. Они грязные и жирные, на подушечках пятна гуталина. Он думает о Марине, о Фрэн, о доме, где полным-полно детей. О Мэри в Клетушке. Ему хочется чистого воздуха, солнечного света, покоя. Здесь для Фрэнки слишком холодно.

Мы лежим в кроватях, пока не решаем, что опасность миновала и можно встать. Комнату заполняет привычный запах, но вместо Фрэн, молча складывающей в полумраке простыни, никого нет. Менять ее постельное белье придется нам. Люка, откинув одеяла, морщит нос. Посреди простыни мокрое пятно, холодное на ощупь. И тут мы видим. Наволочка вся в бурых брызгах. А ниже алые подтеки. Люка дотрагивается до одной капельки, рассматривает густую жижу, вытирает палец о чистый кусок простыни. Она под большим впечатлением.

Да, видать, татуировка что надо!

Восемь

На Селесте ослепительно-розовый кримпленовый костюм, блузка с высоким воротом и белые замшевые сапожки на шнуровке. Колготки цвета загара. Выражение лица — холодно-пренебрежительное. Она входит в тот момент, когда мама помешивает в кастрюльке соус. Сегодня у Селесты свидание с Маркусом — менеджером из коопа, и есть ей совершенно не хочется. К тому же она впала в немилость. Она смотрит с безопасного расстояния на булькающий соус. Вы только на нее посмотрите, говорит Ева. Сногсшибательная красотка!

Нас в кухне полно; мама у плиты, мы с Розой и Люкой за столом, Селеста в дверях, Ева у раковины. Она пришла помочь маме, которая, похоже, позабыла, как делать самые элементарные вещи — причесываться, готовить ужин. Но любая попытка ей помочь вызывает ярость, поэтому Ева просто стоит и курит одну за одной, прикуривая друг от дружки, а окурки кидает в миску с картофельными очистками.