Укротитель Хаоса на полставки. Жизнь «до» - [8]

— Отдай, глупая! — рычал Бранов.

Перехватив томик поудобнее, он рывком выхватил его из моих рук и отшвырнул на пол. По обложке уже вовсю танцевали блики. Расползались пятнами, росли и множились так, что вскоре лицо моего любимого «Императора» покрылось золотистой ржей.

— Не позволю, — всхлипнула я, бросаясь к своему детищу.

Однако Ян Викторович пулей рванул ко мне, ухватил поперек тела и без труда приподнял над полом. Намерение в такой неприглядной позе вынести меня в коридор так и отражалось в его глазах, а все крепче сжимающиеся объятия сей факт лишь подтверждали.

Да что это он себе позволяет? Я что, мебель, чтобы меня перемещать куда ему вздумается?

Я раскорячилась, чтобы вынести меня было как можно сложнее. Цеплялась за столы и стулья, брыкалась и выгибалась, будто одичавшая кошка, но хватка у аспиранта оказалась железная.

Чудом подвернувшиеся мне под руку «Герои Эллады» послужили оружием: угодили ему прямо в лоб. Бранов, конечно, опешил, но книгу все же словил. Одной рукой, правда, зато захват на долю секунды ослаб. Но было поздно.

Золотые вспышки, исходящие от моей книжки, как от лампочек на новогодней гирлянде, уже заполнили кафедру.

— Да твою ж мать, — обреченно выругался аспирант, таращась на книгу, объятую сиянием на полу.

Затем, перевел взгляд с нее на «Героев» в своих руках, и глаза его засветились решимостью.

Еще одна вспышка, даже ярче, чем предыдущие, и я, а вместе со мной и Бранов, ухнули в сияющую бездну.

Глава 3. Кикимора болотная

Пока летела, орала я до того пронзительно, что горло теперь сотни когтистых кошачьих лапок драло. Плюхнувшись на что-то мягкое, я пискнула, намереваясь дать волю остаткам голоса, но настойчивый горячий шепот, а вместе с ним и ладонь аспиранта прочно запечатали рот.

— Молчи! Тихо!

Что происходит? Тараканы в голове пустились в пляс. Сновали туда-сюда, лихо подкидывая идеи и догадки одну невероятнее другой.

Я замерла, пытаясь разобраться, что к чему.

Мягко. Очень мягко. Тишина и темнота. Вот только запах… До того смрадный дух доставлял такой дискомфорт, что даже приятное тепло, расползающееся по спине от прижавшегося ко мне мужчины, не в силах было его хоть как-то компенсировать.

— Тише, — снова повторил аспирант. — Я тебя сейчас отпущу, но ты пообещаешь слушаться, идет?

Еще чего! Но все же, безопасности ради, покивала. Пусть думает, что я буду паинькой, а едва представится момент… Думаю, удар в пах любого обезоружить способен.

— Что за фигня? — выдохнула я, едва обрела относительную свободу. — Где я? Куда вы меня…?

Руки своей жизнью зажили. Я пыталась ощупать все вокруг, чтобы понять хоть что-то, но неизменно натыкалась то на пучки влажной, чуть острой по краям травы, то на препода.

— Прекрати! — возмутился тот, когда я в сотый раз ухватила его не то за руку, не то за ногу. — И замолчи. Тихо!

Я послушно замерла, прислушиваясь и таращась в темноту. Где-то вдалеке раздалось не то кваканье, не то птичья песня. Едва слышное журчание воды, шелест, всплеск и еще бог знает что.

Задрав голову, с удивлением отметила, что довольно темное небо испещрено какими-то корявыми линиями.

Постойте. Мы в лесу что ли?

— Ян Викторыч…

Мужчина возился где-то неподалеку. Я позвала снова. Затем снова, и еще разок. Но с каждой новой попыткой мой голос становился все тише и тоньше, да так и сошел на нет. Словно у меня батарейки сели.

Я встала на четвереньки, пытаясь подняться.

Уму непостижимо! Как такое могло произойти? Еще секунду назад были почти в центре города-миллионника, а теперь здесь, в непролазной темноте среди травы, воды и смрада! Может, это был террористический акт? Помню лишь вспышку света. Лежит мое тело по кусочкам теперь где-то там…

Всхлипнув и осознав, что даже холода как такого не чувствую, я забеспокоилась еще пуще. За окном вообще-то почти зима была. Снег! Конец ноября, етить-колотить! А тут мхи-лишайники какие-то всюду.

— Ян Викторович, мы с вами что… умерли?

Аспирант недовольно засопел, завозился. Если и впрямь умерли, то его это, похоже, совершенно не огорчало.

Я же безмолвно затряслась. Слезы хлынули из глаз, и теперь, повторить страшное слово, знаменующее конец жизни, конец всего и вся, даже в мыслях я никак не могла.

— Тише, тише, — аккуратно взял меня под локоть мужчина, хотя в голосе его скользило ясно различимое раздражение. — Живы мы. Не паникуй, Маша. Успокойся.

От сердца тут же отлегло, а холод, сковавший тело и ошибочно принятый за холод загробного мира, вмиг отступил.

— Мика, — поправила я, умудрившись вставить слово в перерывах между теперь уже слезами облегчения и счастья. — Не Маша. Мика.

— Хорошо, — беспрекословно согласился он. — Все будет хорошо, Мика. Ты только слушай меня и делай, что скажу, окей?

Я потрясла головой в знак согласия.

— Вот и отлично. Тогда давай, шагай за мной и свети под ноги. У тебя же мобильник есть?

— Он в сумке остался, — покрутилась я, но темнота вокруг: хоть глаз коли. — А я не знаю, где сумка.

— Так, — Бранов пошарил по карманам. — Тогда держи мой.

Послушно взяв телефон, я провела пальцем по сенсорному экрану. На заставке величественный еловый лес и дорога, уходящая за горизонт. Стандартненько, но хоть не обнаженная девушка или, что еще хуже, фото подружки.