Укрощенная любовью - [86]

В то же время она начала понимать, почему он окружил себя головорезами. Эти заброшенные руины были, без сомнения, идеальным убежищем для банды разбойников и контрабандистов. Бухта защищала и укрывала корабли, перевозящие незаконные грузы, и мало кто из блюстителей закона рискнет сунуться на эту населенную индейцами территорию в поисках нарушителей. Не удивительно, что Модифорд жаждал прибрать к руками это место. Кажется, он хозяйничал здесь во время поездки Себастьяна за границу и в спешке убрался прямо перед их прибытием.

– Где он сейчас, Адам? – спросил Себастьян, когда, закончив дела с охотниками так, что все остались довольны, он подошел к бочке, стоящей в пустом углу, и налил себе кувшин крепкого пива.

Адам взглянул на свои босые ступни, прежде чем ответить:

– Он на другой стороне реки, хозяин. Это факт. Он перетрусил, когда услышал, что вы возвращаетесь, и быстренько убрался. Он хозяйничал здесь, и я ничего не мог поделать, никто из нас не мог. Он появился, словно ураган – мы ничего не могли сделать – это сущая правда, как на духу говорю вам!

Его жена, которая и содержала дом в таком беспорядке, стояла рядом, согласно кивая. Ее пышное тело так и выпирало из ярко-синего ситцевого платья. Себастьян медленно кивнул. Все так и было.

Он не ожидал такой выходки от Модифорда и оставил место практически без охраны, потому что никогда не строил серьезных планов относительно Бакхорн-Хауса, купив его по случаю у одного знатного господина, который находился в тяжелом финансовом положении. Он мог бы быстрее добраться сюда морем, но выбрал более длинный путь по суше, чтобы застать врасплох Модифорда.

Ходило много легенд об этом старом доме, построенном в семнадцатом столетии неким дворянином, изгнанным из Англии во время диктатуры Оливера Кромвеля после того, как королевские силы потерпели поражение. Он приобрел участок земли и жил здесь, как отшельник, разлученный с единственным сыном. Себастьян почти не занимался восстановлением дома; он всегда был поглощен делами в Чарльстоне или Оквуд Холле или участвовал в очередных авантюрах. Но все же он любил это одно из своих многочисленных владений, был рад приехать сюда и оглядывал эту убогую, невзрачную кухню с облегчением возвратившегося блудного сына.

Даже досада и раздражение при виде сердитого лица Беренис не могли помешать Себастьяну сполна насладиться чувством удовлетворенности. Его душа, казалось, тянулась к жизни на этой щедрой земле, где он мог охотиться, когда требовалась пища, общаться с Зорким Соколом, мудрым вождем лесных индейцев, с которым он обычно проводил много времени. Стоя у очага и глядя на пляшущие языки пламени, он вспомнил недавние походные костры и запах поджаренного мяса.

Он расправил плечи, твердо решив отправиться в ближайшее время на охоту и пополнить запасы оленины и мяса буйвола. Но снова взглянув на Беренис, он помрачнел, увидев, с каким презрением та оглядывает кухню и всех, кто был в ней. Она по-прежнему держалась самоуверенно и гордо. Только в его объятиях в ночные часы она становилась мягким, трепещущим созданием. Кажется, даже «встреча» с Модифордом мало чему научила ее.

Она сидела за выскобленным столом с Грегом и Дэмианом.

– Поешь что-нибудь, – предложил Себастьян, подвигая к ней миску с едой.

– И выпить тоже не помешает, – добавил Грег, поднося кружку ко рту.

Она была голодна, и еда была вкусной, а бесконечная суета на кухне отвлекала от мрачных раздумий. Краем глаза Беренис заметила Джульетт, стоящую с надутым видом. Грег подошел к огню, достал нож, отрезал толстый, поджаристый кусок мяса и с усмешкой обратился к ней:

– Что это с тобой? – спросил он, игнорируя ее свирепый взгляд. – Такое выражение лица! От него может скиснуть молоко.

С возгласом проклятия Джульетт попыталась ударить его, но он отскочил, продолжая смеяться и зло подшучивать, в то время как она чуть ли не визжала от бешенства, метая громы и молнии. Себастьян не обращал внимания на этот шум, сосредоточившись на еде, состоящей из крутых яиц, пшеничного хлеба и жареной говядины. Он не слишком высоко ценит ее, решила Беренис, понемногу успокаиваясь и даже находя удовлетворение в том, что Грег оскорбляет девушку, а Себастьяна, кажется, это ничуть не беспокоит.

Поев и выпив немного вина, она почувствовала усталость. Здесь было жарко и душно от запаха подгоревшего мяса и немытых тел. Ей захотелось сбросить с себя эту колючую накидку, грязную рубашку и брюки, и она неожиданно наклонилась вперед.

– Как насчет ванны? – спросила она Себастьяна, который откинулся на спинку стула, скрестив под столом длинные ноги. «Хозяин этого воровского логова», – подумала она.

– Ах, тысяча извинений! – протянул он саркастически, медленно достал сигару и указал ею на деревянную лохань, висящую на крюке, вбитом в каменную стену. – Я прикажу отнести это в мою комнату прямо сейчас.

– Не стоит беспокоиться, – сказала она решительно. – Ведь ты же не можешь всерьез предположить, что я буду мыться вот в этом?

Он равнодушно пожал плечами, словно дело было слишком незначительным, чтобы тратить время на дальнейшие препирательства, и поднялся со стула, зазвенев шпорами.