Укрощенная любовью - [11]

Сердце маркиза защемило, потому что Беренис слишком напоминала свою мать, его жену, которую он любил. Воспоминания нахлынули, грозя ослабить его твердость и непреклонность.

– Теперь слишком поздно! Ваш жених уже приехал, – резко сказал он.

Беренис отступила назад, сложив на груди руки, ее глаза стали огромными в блекнущем свете дня. Волны страха поднялись в ее жилах, слепая паника пойманного в ловушку животного выплеснулась наружу.

– Он здесь? В Лондоне? – ахнула она. Краска сбежала с ее лица, оно стало алебастровым.

Маркиз испытал угрызения совести от того, что так неожиданно и резко сообщил эту новость. «Но, черт возьми, – думал он, – большинство девушек были бы в восторге от перспективы столь выгодной партии! Какой дьявол вселился в нее?»

– Он будет обедать у нас сегодня вечером, – продолжил он. – Я рассчитываю на ваше присутствие – и никаких сцен. Это понятно?

Она молча кивнула; ужасное чувство неизбежности парализовало ее мозг. Что бы она ни сказала и ни сделала, та же участь ожидала ее – брак, который висел над ней, словно грозовая туча, вот уже много лет, омрачая ее молодость. И вот он пришел – день, которого она так боялась. Предстояло встретиться с мужчиной, предназначенным ей в мужья, и очень скоро состоится церемония, которая соединит их навечно. И совсем несущественно, будут они любить друг друга или ненавидеть. Это было предопределено. И ей придется покинуть свою родину – Англию, с ее нежными туманными пейзажами, с ее влажным, мягким климатом, с ее неяркими, свежими веснами, с ее жаркими, пахнущими сеном днями середины лета, с ее золотой осенью и запорошенными снегом зимами. Все это такое знакомое и доброе она должна будет сменить на огромную, неизвестную и ужасную страну, лежащую далеко за океаном. Америка! Где обширные пространства до сих пор еще не освоены и заселены индейцами. Нецивилизованная. Некультурная. И ее выдадут замуж за иностранца!

Беренис отчаянно пыталась подавить рыдание, которое поднималось в ее груди, с такой силой сжав кулаки, что ее острые ногти впились в ладони. Она не собиралась давать волю слезам перед этим непреклонным человеком, который называл себя ее отцом и, тем не менее, без колебаний мог услать свою единственную дочь за тысячи миль к чужому берегу. Она послала ему последний агонизирующий взгляд и бросилась к двери.

Его голос остановил ее:

– Я буду ждать вашего выхода ровно в семь часов, – напомнил маркиз.

Беренис чуть не закричала от отчаяния. То, что ее сердце разбито, не имеет значения! О нет, пусть обрушатся небеса, пусть земля перестанет вертеться, – они должны обедать в семь!

– Хорошо, папа, – выдавила она сквозь сжатые зубы и закрыла за собой дверь.

Слуга, который подслушивал, с виноватым видом отскочил назад. Беренис бросила на него уничтожающий взгляд и быстро побежала вверх по лестнице, высоко подняв юбки, стремясь поскорее укрыться в спасительном уединении своей комнаты. Переполненная гневом и отчаянием, несколько минут она, не отрываясь, смотрела на свое отражение в зеркале, словно ища в нем решение всех проблем. Очень скоро она станет чужой даже для себя – «госпожа графиня!» – и все же она не могла представить свою будущую жизнь. Она учила французский, но никогда не была во Франции. Англия воевала с этой страной с 1793 года, а как бы ей хотелось, чтобы семья Лажуниссе никогда не покидала родину и не спасалась бегством в Новый Свет! Приготовления, сделанные задолго до начала военных действий, было бы легко отменить, но теперь ее будущий муж больше не был французом – он был американцем.

Она не нашла успокоения в изучении собственного отражения. Испуганные, бессвязные мысли проносились в ее голове, словно рой пчел. Как выглядит ее будущий муж? Она представляла его пожилым, маленьким и темным, похожим на тех эмигрантов, которые поселились в Англии после революции. Как она сможет вынести это? Если ей суждено быть несчастной, то нечего ждать спасения. Перегрин, ее дорогой, романтичный Перегрин! Боль пронзила ее при мысли о разлуке с ним. Это невозможно. Она должна поговорить с ним сегодня ночью. Может, они смогут убежать, пока не поздно.

Сколько времени она стояла так, затерянная в пустыне страдания, Беренис не знала. Наконец, ее потревожило бесшумное появление Миллисент: настала пора готовиться к обеду. Словно живая кукла, Беренис позволила искупать себя в медной ванне, наполненной теплой, нежно пахнущей водой. Ванна стояла на коврике перед камином, и мерцающие блики пламени танцевали на ее поверхности, сливаясь с блеском множества свечей, расставленных по всей комнате. От мягкой заботливости Миллисент Беренис немного расслабилась. Но все равно ее мозг жгла мысль, что скоро и такое уединение станет ей недоступно. В любую минуту на него сможет посягнуть ее муж. Душа ее, казалось, съежилась от страха, краска залила щеки при мысли о незнакомце, разглядывающем ее тело – и можно не сомневаться, что он не ограничится одним лишь простым разглядыванием…

Эта мысль вызвала у нее отвращение, но ее раздражала и собственная неопытность, она злилась на тех, кто дал ей такое ханжеское воспитание. Конечно же, они были виноваты в том, что ее сейчас наполнял такой безудержный страх! О, Люсинда рассказывала о сексе и об отношениях с мужчинами – циничная, искушенная, она словно выставила на всеобщее осмеяние три зеркала, в которых Беренис могла видеть три отражения мужского естества, три его ипостаси. Муж – обычно пьяный, скаредный негодяй, не имеющий ни малейшего представления о чувствах жены; любовник – покорный коврик у двери, о который его обожаемая может вытирать свои изящные ножки, покупающий подарки, слагающий дифирамбы в ее честь. Вписывается ли Перегрин в этот образ? Есть еще и третий тип мужчин – подлый совратитель, набрасывающийся на девственницу. Люсинда заботливо предостерегала ее от всех трех, но этот совет привел Беренис в смятение.