Укрощая Прерикон - [31]
Кавалерия сопротивлялся яростно и из последних сил, но всему приходит конец. Рассвет, встреченный им на утесе в то утро, ничем не отличался от всех остальных рассветов его жизни и уж точно ничто не предвещало того, что он станет тем последним, роковым рассветом, которого он так ждал все последние годы, гадая, когда же это, наконец, случится? Когда же смерть решит прибрать к рукам своего ангела, Абрахама Смита?
В глазах Кавалерии начало темнеть, его конечности слабели и отказывали, движения становились все более вялыми и неточными, — даже самый опытный и подготовленный пловец не способен без конца сражаться с волнами, захлестывающими его, раньше или позже море возьмет свое. Кровавая улыбка душегуба давно уже пестрела на лица Дадли Вешателя, напоминая порез на шее каторжника, с каждым мигом все более глубокий. Глядя на лицо упивающегося жестокостью ублюдка, никто бы и не подумал предположить, что однажды Дадли был маленьким, тощим пареньком, иная щепка на лесопилке толще, который вырезал точно так же, как вырезает сейчас удавкой на шее Кавалерии, свое имя и имя своей возлюбленной на стволе их вяза маленьким ножиком, стащенным у отца.
Вокруг схватившихся бесновалась толпа, одни восторженно свистели и кричали что-то несусветное, другие подсказывали Дадли, как ему лучше закончить начатое, каждое такое предложение было кровавее и безумнее предыдущего. Некий живодер энергично настаивал на том, чтобы свесить Кавалерию вниз со склона и натягивать удавку до тех пор, пока его голова не отделится от тела — и это было далеко не самое жестокое из того, что приходило шакалам в головы. Каждый падальщик хотел внести свою лепту в гибель опостылевшего всем стрелка удачи. Кнут ликовал, наблюдая за тем, как капля за каплей Дадли выдавливает жизнь из тела Кавалерии. Его пухлые руки дрожали, а вместе с руками дрожала и удерживаемая ими подзорная труба. Когда внезапно прогремел выстрел, труба замерла.
Разбойники бросились врассыпную, попрятавшись кто куда: за камни, скалы и неровности рельефа утеса. Ближе к обрыву остались лежать только двое борцов. С громким, протяжным рыком ошеломленный Дадли выпустил Кавалерию и прижал обе руки с еще зажатой в них окровавленной удавкой туда, где прежде было его ухо. Теперь на том месте зияла дыра в окружении нескольких кровавых ошметков ушной раковины. Спустя два удара сердца Кавалерия уже сидел на Вешателе, прижав того к скале коленом. Ноздри его ястребиного носа еще судорожно втягивали воздух в попытках каторжника отдышаться, пока вновь обретенные им руки и ноги спокойно делали свое дело. Кавалерия выдернул из сапога нож и два глубоких пореза прочертили лицо Дадли крест-накрест. Тот не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал рычать, пытаясь нащупать свое исчезнувшее ухо. Наконец, взгляд Дадли сфокусировался на замершем у его правого глаза острие лезвия ножа, что произошло ровно за секунду до того, как этот самый глаз перестал видеть. Вонзись лезвие на несколько миллиметров глубже, и Дадли бы был не жилец, но оно замерло как раз в этих судьбоносных нескольких миллиметрах. Кавалерия не пощадил его, подарив жизнь, его пощадил Мираж.
— Брось это дерьмо и займись тем, что делал! У нас еще полно работы, а руки Дадли, в крепости которых ты сам только что убедился, уж поверь мне, нам еще пригодятся! — прокричал он со своего утеса. Кавалерия резко обернулся и увидел, что в руках Мираж сжимает винтовку. Он тут же выдернул нож из глазницы, вытер лезвие о щеку Дадли, встал, и врезав душегубу по лицу каблуком на прощание, молча пошел приобщать народ труду. Порез на шее он туго перемотал тряпкой, сорванной с шеи Вешателя.
Кнут подскочил к Кавалерии и, схватив его за винтовку, прошипел:
— Что это ты делаешь, шельмец?! Не помню, чтобы я приказывал тебе стрелять!
От одного взгляда, брошенного Миражом на него мельком, Кнут выпустил винтовку, отскочил назад на несколько шагов и потянулся к револьверу. Если бы взгляд мог убивать, то гнилое сердце Кнута наверняка тут же бы остановилось — не человек посмотрел на него, но хищная птица. Тогда Кнут понял, что прежний взгляд и все манеры, все напускное дружелюбие разведчика были лишь иллюзией, искусной маской, созданной им самим для поддержания нужной личины Истинного же облика Миража его компаньоны никогда не видели и не факт вообще, что видел кто-либо из людей. Воспользовавшись заминкой, произошедшей в рядах разбойников из-за его неожиданного вмешательства, Мираж повернулся с винтовкой в руках к головорезам, стоящим позади него, и приказал им своим самым обычным, будничным тоном, не терпящим, однако, возражений:
— Снимайте ваши сапоги, джентльмены! И носки тоже снимайте!
Дикари пришли к Змеиному каньону лишь ближе к вечеру того дня. Их тела вдруг выросли в единый миг на горизонте, так что могло показаться, будто они возникли из пустоты. На самом же деле дикари высыпали на пустырь перед ущельем из-за одной из множества безымянных скал, разбросанных по территории западных прерий и бывших, верно, теми единственными деревьями, которые здесь росли. Варвары нарядились в багровый свет заката, помимо этой сотканной из солнечных лучей одежды и арканов, повязанных выше их бедер на манер пояса, на них больше ничего не было. Во время охоты и загона мужчины из клана Укротителей не носили даже набедренных повязок. В руках дикари сжимали копья, а между арканами, которыми они были опоясаны, и их телами торчали зажатые рубила томагавков. Появившись на горизонте, они не заставили себя долго ждать и, растянувшись вереницей муравьев, двинулись по направлению к каньону.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.