Укридж и Ко - [124]

Ну, после этого осталось только одно: отправиться в «Кедры», Уимблдон-Коммон, и пощекотать мою тетку. Не могу сказать, что я испытал при этой мысли очень большой восторг, так как в тот момент отношения между нами были несколько натянутыми. Собственно говоря, вышвыривая меня из своего дома, она категорически заявила, что больше никогда не желает видеть мою безобразную физию.

Я не ждал радостного приема и не получил его. Ибо застал ее в момент отбытия на Ривьеру. Когда я пришел, автомобиль уже стоял у дверей и Окшотт, дворецкий, подсаживал ее в открытую дверцу. Увидев меня, она фыркнула — звук был такой, словно разорвали кусок ситца. Однако зонтиком она меня по голове все-таки не хлопнула, а потому я тоже забрался внутрь, и мы покатили.

Начал я с того, что не поскупился на масло.

— Тетя Джулия, — сказал я, — вы чудесно выглядите.

Она сказала, что я выгляжу отвратительно, и спросила, что мне нужно.

— Да просто повидать вас, тетя Джулия. Только убедиться, что со здоровьем у вас по-прежнему все в ажуре. Естественное желание племянника. Тем не менее, если бы у вас нашелся вечерний костюм…

— Зачем тебе вечерний костюм? Что стало с костюмом, который я тебе купила?

— Это долгая и печальная история.

— Полагаю, ты его продал.

— Разумеется, нет! Если вы так обо мне думаете…

— Именно так.

— В таком случае мне нечего больше сказать.

— Если нечего, то тебе лучше выйти. Прикажи Уилсону остановить автомобиль.

У меня не было ни малейшего желания приказывать Уилсону остановить автомобиль до того, как я кончу убеждать и уговаривать. Чем я и занимался весь оставшийся путь до вокзала, но тщетно.

— Ну, что же, — сказал я наконец, оборвав мой бесплодный монолог. К этому времени мы уже стояли на перроне. — В таком случае не сойдемся ли мы на пятерке, просто для круглого счета?

Ее металлическое фырканье сказало мне, что эта идея была принята без малейшего энтузиазма.

— Денег я тебе, Стэнли, ни в коем случае не дам. Я тебя знаю. Ты тут же отправишься играть на них.

С этими словами она вошла в вагон, не задержавшись даже для прощального поцелуя, а я остался стоять, испытывая дрожь во всех членах. Мальчик с тележкой пытался привлечь мое внимание к булочкам с изюмом, сандвичам и шоколаду с орехами, но я был глух к нему. В раздрыге чувств я сосредоточился на рассмотрении подо всеми углами колоссальной идеи, которая только что меня осенила. Толчком послужило словечко «играть». Со мной часто так бывает. Хватает самого легкого намека.

Один из интереснейших феноменов нашей современной жизни, Корки, — это тенденция владельцев больших особняков превращать их на ночь — или на все ночи до полицейского налета — в игорные притоны. Покупают полдюжины пар лакированных туфель, несколько карточных колод и две-три рулетки, а потом дают знать спортивным душам, что дело на мази. Спортивные души идут косяками, и положенные отчисления в пользу заведения обеспечивают гигантскую прибыль.

Так почему же, спрашивал я себя, мне, пока моя тетка отсутствует, не распахнуть двери «Кедров», Уимблдон-Коммон, для искателей развлечений и не грести деньги лопатой?

Я не находил ни малейшего изъяна в этом плане. Как всегда благоразумный и осторожный, я прилагал все усилия, чтобы отыскать их, но безуспешно.

Раза два на протяжении жизни почти любого человека перед ним открываются возможности, которые самый близорукий и невооруженный глаз сразу определяет, как самое оно, и данная возможность была именно такой. И она — почти неслыханная редкость — не таила в себе никаких подвохов.

Естественно, прежде чем поставить дело на широкую ногу, требовалось заняться кое-какими прелиминариями. Во-первых, необходимо было уломать Окшотта, на попечении которого остался особняк, и даже, вероятно, пригласить его в партнеры. Потому что именно из его сбережений поступит капитал, требующийся для первоначальных затрат.

Лакированные туфли стоят денег. Как и карточные колоды. И рулетку одним обаянием не приобретешь. Было совершенно очевидно, что кому-то придется потратиться, а поскольку я, как уже продемонстрировал, в тот момент был несколько стеснен в средствах, все прямо указывало на пресловутого дворецкого. Но я не сомневался, что сумею открыть ему глаза на этот величайший шанс его жизни. Порой в его свободные дни мне доводилось сталкиваться с ним на скачках, и я знал, что ему в высшей степени присущ спортивный азарт. Хоть и дворецкий, но один из ребят.

Окшотта я нашел у него в буфетной. Небрежным жестом удалив младшую горничную у него с колен, я изложил мой план. И, Корки, секунду спустя ты мог бы сбить меня с ног перышком! Этот прохиндей-дворецкий и слушать не захотел. Вместо того чтобы выписывать пируэты на кончиках пальцев, сыпать розами из котелка, сдернув его с вешалки, и вопиять: «Благодетель мой!», он поджал свои чертовы губы и отчеканил категорический отказ в содействии.

Я уставился на него в ужасе. Затем, подозревая, что он попросту не просек истинную подоплеку плана, заложенные в нем безграничные возможности грести наличные из воздуха, я повторил все еще раз, неторопливо и внятно. Но вновь в ответ получил лишь фигу.