Укрепленный вход - [109]

Мудроу процедил сквозь зубы:

— Мухаммед Латиф, да? Я знал этого сукина сына, когда тот жил в доме на улице Питт. Объясни мне еще кое-что. Разве Мухаммед Латиф и Мартин Бленкс похожи на парней, которые занимаются недвижимостью?

Пэт Шиман задумался.

— Бленкс пришел с улицы. Он не поднимался по системе и ничего не знает о недвижимости и торговле недвижимостью.

Их «хонда» проталкивалась сквозь скопление машин. Оба обдумывали происшедшее — выводы напрашивались сами собой.

— У Бленкса должен быть партнер, — уверенно сказал Шиман. — Просто должен.

— Я тоже так думаю, Пэт. Если бы ты мне сказал, где я могу найти Латифа, я был бы тебе более чем благодарен.

— Конечно, Мудроу. Бленкс и Латиф жили в одном доме. Латиф находился в квартире со своей сестрой, когда пришили Бленкса.

Глава 32

На самом деле у Мухаммеда Латифа было больше общего с Мареком Ножовски, чем с собственным партнером Мартином Бленксом. Как и Мареку, Латифу нравился стиль ради стиля, в то время как Бленкс всегда носил невзрачную одежду, стараясь не выделяться. Бленкс вырос в ирландском католическом районе, и его учили грамоте (до того как отправили в детскую тюрьму, которую называли исправительной школой) монашки в черных длинных платьях, придерживавшиеся строгих правил. В том мире мужчины предпочитали темно-синие пиджаки и черные фуражки, а женщины носили темные хлопчатобумажные платья и выходили на улицу, покрыв голову повидавшими виды шелковыми шарфиками.

Юность Латифа прошла в районе Баруха в восточной части Нью-Йорка, он Видел крайнюю степень нищеты, людей, не имевших ничего, кроме одежды на теле. Неудивительно, что костюм явился для него одной из основных форм самовыражения.

— В Нью-Йорке для негров строят клетки, — объяснял Латиф Мартину Бленксу. В Клинтоне тогда ввели усиленный режим после эпизода неповиновения заключенных. — Они называют эти клетки общежитиями и говорят: вы — негры — можете жить за небольшую плату, если не будете отсюда уезжать. Нам всегда позволяли существовать на подачки собственников, как рабам на плантациях. Знаешь, Мартин, когда мне в руки впервые попали деньги, первое, что сделали мы с братьями, — купили себе одежду. Прибарахлиться не означало для нас купить новый диван. Прибарахлиться означало купить новый костюм, кольцо с рубином или подружке норковую шубку.

— Интересно, — заметил Бленкс. — Но сейчас нет никаких общежитий.

— Знаешь, Марти, эти чертовы общежития в моей душе, во мне. Умру, а они все будут со мной.

— Послушай, Мухаммед, — улыбнулся Бленкс, — я — ирландец. Естественно, кое-кто из нашей семьи пошел работать в полицию. — Это была другая любимая тема разговоров. — Я точно могу сказать, полицейские терпеть не могут, когда им хамят. Полицейские тоже не машины, Мухаммед. В основном они — городские парни вроде нас. Когда они считают, что ты плохо к ним относишься, крушат все направо-налево. Ты знаешь не хуже меня — если эти свиньи к тебе прицепятся, ты пропал.

В конце концов, когда они раскрутили свое дело, Латифу пришлось уступить своему партнеру и следовать главному правилу Бленкса — держаться тише воды ниже травы, будто на дне. Бленкс даже перемещался с места на место без заранее разработанной системы предосторожностей.

Несмотря на неподдельное огорчение, Мухаммеду пришлось вести себя как человеку, который только что вышел из тюрьмы. Золото лежало в ящиках для белья, в гараже стоял пятисотой модели «мерседес» с затемненными стеклами и стереосистемой на триста ватт. Но вместо того чтобы наносить визиты двоюродным братьям и сестрам, он мог позволить себе только общаться с другими парнями, играющими по-крупному в самых роскошных и труднодоступных клубах городка.

— Понимаешь, малышка, — объяснял Латиф своей сестре Лили Браун, — Марти — самый лучший друг, который у меня когда-либо был. Черт возьми, он единственный человек, которому я позволил подойти к себе так близко. Но у него есть один большой недостаток — этот парень думает, что ему удастся прожить длинную жизнь, что его никогда не возьмут с поличным или не убьют. Это же глупо! Я, например, уверен, моя жизнь коротка, чертовски коротка. И я хочу сделать ее очень сладкой.

Лили Браун, у которой было собственное дело и собственный взгляд на вещи, согласно кивала головой.

— Но без Марти твоя жизнь была бы еще короче. — Она намекала на феноменальную жестокость Бленкса, которая удерживала других хищников на порядочной дистанции. — Ты помнишь, как он выяснял отношения с Пако Сантьяго? Марти всегда прижимает людей, которые его подставили, — напомнила Лили.

— Да, Пако пытался обскакать нас. Тогда в комнате с ним было гораздо больше вооруженных людей, а Марти сжал его морду и заорал: «Ты что?! Ты решил меня отыметь?», как будто он не мог поверить в это. Пако ему говорит: «Я ничего не мог сделать, на таможне у меня забрали половину груза, а еще придется платить своему человеку в Южной Америке». Но Марти орал ему в лицо: «Мне наплевать, если даже твоя мать засунула кокаин себе в одно место! Я не позволю менять цены! Ты что думаешь, я отмотал в тюрьме двадцать лет ради того, чтобы меня грабило какое-то дерьмо?»