Украинствующие и мы - [16]

Не то настроение сейчас. Кризис коммунистической идеи и происходящее выдвижение национальных исторических ценностей, без которых невозможна сама жизнь общества, ведут к коренному изменению историографической ситуации. Американский историк Р.Сани заметил происходящее на Западе с

70-х гг. постепенное изменение суждений о старой России. Если «в течение первых десятилетий после II Мировой войны западные исследователи России сосредоточивали внимание на творцах Русской Революции — интеллигенции, особенно на социал-демократах и рабочих — и сильно пренебрегали изучением государственного аппарата», исходя из принятой ими на вооружение предпосылки, что царизм был «неспособен реформировать свои устаревшие устои достаточно успешно, чтобы спастись от революционного вызова», то в 70-е гг. значительное число историков США и Западной Европы «занялись глубоким исследованием скрытой от глаз работы царской бюрократии и в ходе этого изучения сняли большую часть обвинения с царских администраторов, на которых часто просто возводили поклеп». В их работах царизм был «частично реабилитирован», — заключает Р.Сани.[21] Он считает, что не только царизм несет ответственность за крушение России в 1917 г., но и оппозиция в лице «гражданского общества», оказавшегося не готовым к принятию на себя всей полноты власти, «но нетерпеливо стремившегося встать во главе страны».[22]

Ряд западных историков считает, что процесс политической модернизации царского режима в столыпинские времена проходил в целом успешно. Уже упомянутый Х.-Д.Леве призывает «пессимистов» посмотреть на «другую сторону медали». У царизма были «политические достижения», причем «столыпинские реформы являлись величайшим проектом «социальной инженерии», в результате осуществления которого верхи общества удалось держать в согласии. Особенно очевидным это обстоятельство проявлялось во внешней и военной политике России. В то время, когда немцы говорили о финансовых слабостях своего Рейха, русские «Дума и Государственный Совет… вотировали программу вооружений, которая давала понять всем другим европейским державам, что в сравнении с ней их возможности были уже в значительной степени исчерпаны». Историк уверен, что в эволюционировавшей русской политической системе возврат к положению, существовавшему до 1905 г., был невозможен. «Самим своим существованием Дума достигала изменения политического стиля и политического сознания широчайших слоев общественности и бюрократии».[23] Этот вывод сделан в немецком «Руководстве по истории России», отражающем господствующие тенденции современной историографии Германии.

Говоря об общих «чертах эпохи» 1905–1914 гг., авторы «Руководства» указывают на столыпинские преобразования как на показатель дальнейшей либерализации России. Это была «эпоха, в течение которой общество сумело с невиданным до тех пор результатом освободиться от государственной опеки». В результате столыпинской аграрной реформы многие ожидали «усиления самобытного и самостоятельного крестьянства»; «такой сдвиг социальных сил в стране должен был со временем стать средством постоянной демократизации режима» (выделено нами. — В.Ш. ).[24] С подобным выводом нельзя не согласиться: процесс социально-политических преобразований после 1905 г. приобретал необратимый характер. Это были либеральные преобразования, совершаемые сверху на основе сохранения русской национальной исторической традиции (монархии, православия).

Кадетско-большевистский взгляд на Столыпина как «реакционера», «душителя демократии», так укоренившийся в нашей исторической литературе, сейчас не более чем анахронизм, реликт прошедшей эпохи, явно преувеличивавшей значение «социальных» и политических вопросов в ущерб национальным. Для радикала, фетишизирующего западный политический опыт, невыносимо это сочетание либерализма и стремления к защите русских исторических устоев, столь характерное для Столыпина. Он не в состоянии понять самую возможность политики консервативного либерализма, которую вел выдающийся реформатор. П.Н.Милюков поэтому доказывал, что Столыпин лишь маскировался под либерала, «сдвигался вправо».[25] Как радикал, Милюков исходил из ложной предпосылки, что «воля народа» воплощается демократическими кругами Думы, а верховная власть вершит лишь «произвол» и противостоит «стране».[26] Это была манихейская методология, в соответствии с черно-белыми принципами которой власть воплощает абсолютное зло, а радикальная оппозиция — столь же абсолютное добро. Не допускалась принципиально мысль о возможности либеральной эволюции этой власти, которая на деле шла со времен Екатерины II.

И современные наши радикально-западнические круги и их пропагандистские органы продолжают следовать по проторенному Милюковым пути. И.Пантин и Е.Плимак пишут о Столыпине «вешателе», «реакционере», не понимавшем необходимости демократического преобразования «обветшалых общественно-политических структур» (при всем том, что Столыпин исходил из необходимости развития Думской монархии и местного самоуправления).[27] Подобные радикальные «легенды» об антидемократизме Столыпина, никак не соответствующие фактам, стали своего рода кредо для кругов, группировавшихся вокруг «Известий» и «Огонька».