Украинский футбол: легенды, герои, скандалы в спорах «хохла» и «москаля» - [46]

За полгода до того, как в 96-м Лобановский триумфально вернулся в Киев, уже я сам отбыл в Калифорнию собкором «Спорт-Экспресса» по Северной Америке. Там мы увлекательно беседовали о великом тренере с осевшими за океаном Виктором Каневским и Александром Хапсалисом. Но не с самим мэтром…

А когда несколько лет спустя вернулся в Москву, «спецы» по новому Лобановскому, и так-то неохотно общавшемуся с прессой, уже завелись (или вернулись с докувейтских времен) в каждой газете, и пробиться сквозь эту стену было невозможно. Тем более – теперь из другой, пусть и соседней, страны.

Хотя как это – невозможно? 20-летняя на сегодня жизнь в журналистике доказала мне, что, если чего-то по-настоящему захочешь (если, конечно, это не интервью с Марадоной, который затребует за него сотни тысяч долларов) — обладая именем, добьешься обязательно. Может, имени на тот момент было недостаточно, а может, стремления. Но вот, допустим, телекомментатору и моему доброму товарищу Алексею Андронову, который младше меня на два года, прорваться к Лобановскому – и пробить его защитный панцирь – удалось. И я ему в глубине души отчаянно – но по-белому! — завидовал.

А потом Лобановского не стало. И только уже и осталось, что жалеть о несбыточном. И задавать себе нелицеприятные вопросы.

Сегодня я, кажется, знаю на них ответ.

Всей своей дожурналистской отроческой футбольной жизнью я делал все, чтобы Бог развел меня с Лобановским во времени и пространстве. Случайное – оно ведь только на поверхностный взгляд кажется нам случайным…

Я не заслуживал аудиенции Лобановского, потому что не было в футболе человека, которого, будучи юным болельщиком «Спартака», ненавидел бы больше него. Так же, как спартаковские фанаты первой половины 2000-х ненавидели Валерия Газзаева и ЦСКА, а сегодняшние – «Зенит». Как киевские фаны, предполагаю, не переносят Рината Ахметова и Мирчу Луческу, а донецкие – братьев Суркисов. Чем ты моложе – тем меньше признаешь полутона. Есть белое и черное. Друзья и враги. Кто не с нами, тот против нас.

За что ненавидел? За то, что не брал в сборную кумира на все времена Федора Черенкова (кто ж тогда мог знать о серьезных проблемах со здоровьем у любимого игрока). За то, что играя менее зрелищно, чем «Спартак», киевляне Лобановского очков регулярно набирали больше. И далеко не всегда, как мне казалось, чистыми средствами… Это была какая-то мантра «Гинер все купил», только в версии-80…

Войдя в репортерский, а потом и обозревательский, мир, начав общаться с умными и глубокими людьми из этой сферы, да даже и крепко сдружившись с ровесником-киевлянином, отчаянно болевшим за «Динамо» и боготворившим Лобановского, я взглянул на все другими глазами. Не сказать, конечно, что полюбил его – такое невозможно. И недостатков по-прежнему продолжал видеть у него достаточно.

Но не уважать человека, о котором весь западный мир говорит, что он как тренер опередил время, — глупо. И, коли есть такая возможность, не анализировать его наследие, не стараться выпытать все детали о нем у игроков и коллег, — тоже.

Много-много лет я общался с самыми разными людьми о Лобановском. И сложился пазл. Сложный, противоречивый, как и должно быть с неординарным, вызывавшим к себе полярное отношение человеком. Но вот вам порыв души: когда в 2003 году я впервые после смерти мэтра оказался в Киеве на матче Лиги чемпионов «Динамо» – «Локомотив», то первым делом отправился к памятнику Лобановскому в парк перед стадионом «Динамо», названным после смерти тренера в его честь. И, как и многие, положил к этому чудесному изваянию (насколько же точно, по-моему, пойманы выражение лица и «язык тела»!) букетик цветов.

А ведь, как недавно выяснилось, он и вовсе имел шанс стать моим кумиром!

За каких-то два месяца до смерти Владимира Маслаченко, в начале осени 2010-го, мы с выдающимся телекомментатором сидели на кухне его квартиры на «Соколе» и беседовали для книги «Спартаковские исповеди». И Никитич рассказал совершенно потрясающую вещь, которая ранее, по-моему, не всплывала нигде.

— В конце 76-го года, когда «Спартак» вылетел в первую лигу, Николай Старостин еще формально был вне команды (в межсезонье-75/76 отец-основатель красно-белых стал жертвой профсоюзных интриг, что имело самые печальные последствия для «Спартака». — Примеч. И.Р.), но активно занимался поисками нового тренера. В тот момент Николай Петрович стал мне частенько названивать по телефону. И в какой-то момент у меня возникла совершенно безумная идея.

Я очень дружил с Аликом Петрашевским, который работал в киевском «Динамо». Не раз ездил комментировать еврокубковые матчи киевлян, и мне запомнился такой момент. Мы сидели в бане с Лобановским, Базилевичем, массажистом, немножко нарушали режим. Беседовали, естественно, о футболе. Разговор зашел о «Спартаке», и вдруг Лобан сказал: «Спартак» – это фирма». Весомо так сказал, как отрезал.

Как-то мы разговаривали с Петрашевским (уволенным вместе с Базилевичем после событий 1976 года. — Примеч. И.Р.), и тот высказал идею: а почему бы не Лобановский? Я ответил, что, во-первых, нужно, чтобы он сам был согласен, а во-вторых, необходимо уговорить Старостина. И вот звоню Николаю Петровичу и говорю: «Как насчет Лобановского?»