Украинская каб(б)ала - [39]

Шрифт
Интервал

Далее я ничего не слышал, потому как читал Борис Петрович ужасно, кроме того, в зале появились музыканты и стоголосый хор под скрипки и цымбалы весело грянул: «Реве та стогне Днипр широкий». Какой-то смельчак бросился танцевать, хотя к танцам сия музыка решительно была непригодна, да и в помещении стоял такой гвалт, что я вообще ничего не слышал и с трудом уловил последние слова стихотворения, которое, подвывая, орал Борис Петрович:

– «…и я помру на чужине»!

Он еще раз вытер слезящие глаза платком и преданно посмотрел на меня, ожидая похвалы. Мне ничего не оставалось, как, пригладив усы, крепко поцеловать его в лоб и придвинуть полную чарку.

Мамуев заплакал и, уже не стыдясь слез, шептал:

– Крепко, правда? Крепко ведь?! Я же говорю: двое нас, батько, только двое! А эти…

– Да пошли они к бисовой матери! – весело поддержал я его настроение, хотя хаять эту великолепную компанию с моей стороны было невежливо.

Чокнувшись, мы выпили, закусив горилку огурчиками, затем Борис Петрович, перейдя на деловой тон, сказал:

– Ты, Тарас Григорьевич, в четверг заходи! Заявление напишешь. На прием в Спилку. Мы тебя быстро примем! Айн-цвай-драй, и в дамках!

Я внутренне съежился, почувствовав, что этот человек обладает огромной властью. Этой властью он мог назначить кого угодно званием литератора, а мог и лишить его, и, хотя остатками разума, куда еще не добрались винные пары, я понимал, что только Всевышний может поцеловать тебя в темечко и благословить на творческие муки, близость человека с печатью, которой он штампует литераторов, повергла в раболепие, заставив исторгнуть наше извечно холуйское:

– Премного благодарен, Борис Петрович! Век буду помнить!

Вовремя же мы закончили наш разговор! К нам уже летели разгоряченные матроны и, обдав волной густого пота, замешаного на дешевом одеколоне, стали тащить нас из-за стола в круг танцующих.

Пошатнувшись, Борис Петрович упал на роскошные ланиты грудастой дамы, а от второй я ловко увернулся и, схватив за загривок академика Вруневского, который спал, уронив голову в грибную тарелку, всучил даме своего биографа и великого шевченковеда, которого она спьяну приняла за мою особу и стала самым дерзким образом тискать, помечая жестами свои права на дальнейшие отношения.

Пожалуй, закончу свой рассказ завтра, так как чудо-ручка может вскоре иссякнуть, а будить Семку и спрашивать, где лежат запасные, мне совестно, оттого что на часах обозначился третий час ночи.

50

Расшифровка записи беседы в кабинете А. Л. Цырлих

Посетитель – Голова спилки украинских литераторов Б. П. Мамуев

Начало записи 12.45. Конец записи 13.24.

13 марта 2014 года

МАМУЕВ. Разрешите, Алиса Леопольдовна?

ЦЫРЛИХ. Проходите, Борис Петрович! Присаживайтесь! Как прошел вечер?

МАМУЕВ. Я бы сказал – плодотворно. Вруневский прочел обстоятельный доклад, Хнюкало сказал пару слов.

ЦЫРЛИХ. Как у нашего классика с головой?

МАМУЕВ. Прогрессирует! Что ж вы хотите? Человеку за восемьдесят, постоянно насиловал мозг!.. А писатели вас ждали!

ЦЫРЛИХ. Не могла. Масса вопросов по предстоящему мероприятию.

МАМУЕВ. Вы про двухсотлетие?

ЦЫРЛИХ. А то! Да вы рассказывайте! Как Кобзарь? Нам важна каждая деталь, любая мелочь!

МАМУЕВ. Что вам сказать… Если отбросить обстоятельство, что это как бы повтор природы, то заявляю прямо: повтор очень удачный! Оторопь берет! Даже запах! Древностью пахнет, корневой системой!.. Правда, не хватает в нем вот этого… понимаете?

ЦЫРЛИХ. Чего не хватает? Откровенно, пожалуйста, нас никто не слышит!

МАМУЕВ. Торжественности в нем не хватает, широты! Эпичности, я бы сказал! Обыкновенный дядька, простоватый для гения и… Когда торжественная часть шла, он еще ничего, держался с достоинством, а потом раскрылся в мелочах! Кстати, стихи читать отказался, хотя народ требовал.

ЦЫРЛИХ. И слава Богу!

МАМУЕВ. Вы так думаете?

ЦЫРЛИХ. Да зачем же их читать? Народ их и без него прекрасно помнит. Лично я весь «Кобзарь» знаю наизусть. Особенно люблю смелые, зовущие! «И мертвым, и живым…» Помните?

И смеркае, и свитае,

День божий мынае…

МАМУЕВ. И знову люд потомленный,

И все спочывае…

ЦЫРЛИХ. Тильки, мов… Как там дальше?

МАМУЕВ. Ну… ну что-то «и день плачу, и ночью плачу…» Забыл! Вот в сердце сидит, а слова забыл!

ЦЫРЛИХ. Именно так! Вы очень верно подметили! Его стихи надо носить в сердце, а произносить их нет никакой надобности! А что потом было? Во время банкета?

МАМУЕВ. Ничего! Я же говорю: уж очень простоватым оказался наш гений! Боюсь даже выговорить!

ЦЫРЛИХ. Да что вы такой пугливый?! Всего вы боитесь!

МАМУЕВ. Хитрит он, Алиса Леопольдовна, ой, хитрит! Похоже, присматривается!

ЦЫРЛИХ. К кому?

МАМУЕВ. Ко всем!

ЦЫРЛИХ. Отчего вы так решили?

МАМУЕВ. Посудите сами! Садимся мы, значит, за банкетный стол. Кстати, спасибо спонсорам передайте!

МАНГЕР. Передам, передам! Что вас смутило?

МАМУЕВ. Поднимаю я первый тост. Естественно, за него, потому как сами понимаете!.. Выпили раз, выпили два, выпили три. Смотрю на него, вроде пора и тебе, любезнейший, политически определяться, а он молчит и в усы усмехается. Правда, покемоны мои так и висли у него на спине, так и висли! Рука заболела их отгонять. Наконец я не выдержал и поставил вопрос ребром. Говорю: «Тарас Григорьевич, надо бы выступить! Сказать тост за здоровье президента, правительства, за Украину наконец», а он усмехается и кивает головой, как цирковая лошадь. А потом встал и говорит: «А что, козаки?! Не пора ли выпить за наших гарных молодиц? Вон какая краса сидит за столом, оживляя нашу мужицкую убогость!»


Рекомендуем почитать
Бревно не рыба, но в воде плавает

Автор более 20 лет жил и работал на Ямале, в этом суровом и прекрасном крае. Бывая в командировках часто сталкивался с неожиданными и интересными, порой не безопасными случаями, которые в последствии и легли в основу юмористических рассказов. К этому разделу и принадлежит предлагаемый читателям материал, который в каком-то роде касается космической темы.


В долине Аргуна

Сатирическая повесть «В долине Аргуна» посвящена разоблачению хитроумных сектантов, пытающихся и поныне расставлять свои сети, проникать в разные сферы общественной жизни. Судьбы сектантов переплетаются с судьбами людей, дающих решительный отпор проискам служители культа.


Эстеты из Кукановки

Юмористические рассказы и фельетоны нашей землячки Елены Цугулиевой известны широкому кругу читателей. Многие из них печатались в журнале «Крокодил», где долгое время работала Е. Цугулиева, и выходили в разных ее сборниках. В рассказах высмеиваются такие пороки и пережитки людей, как ложь, бюрократизм, хамство в любых его проявлениях, фальшь, которая порой проскальзывает во взаимоотношениях людей, и другие.


Золотая свинья

«Золотая свинья» — книга памфлетов и рассказов, которые в острой гротесковой форме обличают капиталистический мир, мир толстосумов и политиканов, убежденных в том, что именно они «направляют развитие истории». Им противостоит трудовой народ, борющийся за мир и за свои права. С помощью народной смекалки срываются хитрые замыслы политических спекулянтов и их боссов.


Сатиринки и сценки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Страстное желание

Патер Ярич долго не мог сочинить проповедь, обличающую недостойное поведение баронессы Ольги фон Габберехт…