Украина скаче. Том II - [26]

В декабре, когда бушевала революция в Киеве, а детишки находились в интернате, Света, лежа в кровати, сладко потянулась и почувствовала сильный позыв к тому самому греху.

«А что если махнуть на Майдан? Там мужиков полно. Да я даже на групповуху соглашусь. Еще и деньжат подбросят».

Эта умная мысль током пробила ее мозг. Она вскочила и начала собирать чемодан, считать деньги, надо же было на дорогу, да еще навести марафет. Как без него? Ночь она дурно спала, а утром уже топала к автобусу, который доставил ее на железнодорожный вокзал. Это был понедельник. А в среду Света уже стояла у входа на Майдан. Всякие дебилы смотрели на нее, как коты на сало, но не всякий решился подойти. Командир десятки проходил мимо, неожиданно повернул голову и сказал:

– Эй ты, сучка, никуда не уходи. Сифилисом не болела, гонореи у тебя нет? Тогда стой здесь. Я передам сумку с коктейлями Молотова и тут же вернусь.

– Морда у тебя, как у козла, но там, промеж ног, что-то есть. Ты хороший жеребец?

– У меня до колен.

– Тогда я стою, жду. А как тебя зовут?

– Юзеф.

– Ну, Юзеф, торопись.

Юзеф вернулся, взял ее за руку, отвел в палатку и плотно закрыл вход. В палатке было зловонно и холодно.

– Замерзну я тут у тебя.

– Ничего с тобой не случится, выпей сто грамм, снимешь трусы и станешь на четвереньки, как сука, и я в тебя войду, как кобель. Каждая баба сука, каждый мужик кобель.

Света сделала все, как ей приказали, и было не только хорошо, но и жарко.

– Вода есть? – спросила она.

– С водой напряг.

– А как же гигиена?

– Э, брось, какая еще гигиена? Революция – вот твоя гигиена.

– Сколько платить будешь?

– Двести гривен в месяц.

– Это мало.

– Я сказал в месяц? Обшибся. Двести в день.

Юзеф собрался уходить. Уже вечерело. В палатке горела свеча, поэтому стоял полумрак.

– Почему уходишь?

– Я не могу с тобой тут оставаться, когда мои товарищи там, рискуя жизнью, мерзнут. Побудь одна. В двенадцать ночи все погружается в сон. Тогда приду, согрею тебя.

– А ужин?

– Сейчас принесу картошку, капусту, колбасу, хлеб, а ты приготовишь что-нибудь к этому времени. Если замерзнешь, тяни коньяк. Непочатая бутылка в тумбочке.

Света осталась одна, прикладывалась, согрелась. Спряталась под одеяло, под два одеяла и заснула. Проснулась в три ночи, потянуло по маленькому. Свеча давно догорела, в палатке было темно и холодно. Она присела в углу и выпустила жидкость, а потом спряталась под одеялами. Утром, когда стало совсем светло, явился другой майдановец, ниже ростом и шире в плечах. Он разделся до нижнего белья и полез под одеяло, взобрался на Свету.

– Юзеф, ты? – спросила Света.

– Какая разница? – сказал он, покоряя вершину.

Света умолкла, потому что было хорошо. На третьем сеансе он никак не мог завершить дело и долго мусолил Свету без особой радости для одного и другого.

– Ты мне скажи, где Юзеф?

– Он убит снайпером. Может, еще жив. Пока лежит в реанимации, я его сопровождал. Он сказал, что дарит тебя мне на эту ночь.

– Ну, тогда работай, – сказала Света и потребовала, чтоб он подложил подушку. – Ну, вот теперь лучше. Учти, двести гривен в сутки. Столько мне обещал Юзеф.

– Согласен. Только будешь обслуживать и моих корешей.

– Не больше троих за один вечер, – согласилась Света.

Уже вечером того дня пришли два амбала Руцик Борщевский и Янек Домбровский. Руцик, бывший уголовник, выпущенный властями для участия в демонстрации на Майдане, а Янек Домбровский, приговоренный к десяти годам за убийство жены, но вместо тюрьмы, направленный на Майдан, казался более интеллигентным, более обходительным и во время контакта со Светой целовал ее губы, и говорил, что любит.

На следующий день он принес дорогую колбасу, ветчину, помидоры, хлеба и бутылку шампанского.

– Ты не уступай больше Руцику, он польский еврей, обрезанный к тому же.

– Да он в ответственный момент постреливает. Такая вонь, мне приходится зажимать ноздри пальцами. Да и вообще от него чем-то несет.

Света говорила неправду, а точнее лгала. Просто она не знала, как угодить Янеку, такому щедрому кавалеру и такому нежному любовнику в постели.

– Сними комнату в Киеве, я к тебе перееду, сбегу, когда никого не будет в дневное время. Пойду якобы в магазин, а на самом деле пойду в комнату и там буду тебя ждать.

Но Янеку не удалось выполнить поручение Светы: ближайшие дома, обкуриваемые дымом от автомобильных покрышек, запирались наглухо и никто из жильцов не открывал входные двери при нажатии на кнопку звонка. Люди стали бояться революционеров, которые не брезговали грабежом и даже насиловали женщин. Кроме того Янек узнал, что если Света будет отсутствовать на Майдане, двести гривен ей платить никто не будет, а ему одному не хватало на двоих с учетом оплаты за квартиру. Неделю Света прожила по старой схеме: три мужика приходили каждый вечер по очереди: один в постель, два на Майдане.

День у нее был свободный, она расхаживала по Майдану, заходила в другие палатки и обнаружила одну палатку, полную женщин.

– Иди к нам, – сказала одна. – Мы обслуживаем революционеров. Нас хорошо кормят, поят и трахают. Коллективный секс, знаешь, как это здорово.

Света согласилась, потому что в этой палатке выбирали подружек не только мужчины, но и девчонки выбирали понравившихся мужиков. Янека она потеряла, зато приобрела новых друзей и новых подруг. Подруги поклялись, что они отсюда не уйдут, пока последний боец не покинет Майдан. И правильно поступили, потому что, когда майдановцы захватили власть, и эта власть досталась не им, а другим, парни Яруша заявили: мы отсюда не уйдем. И не ушли. И девчонки были востребованы.