Украина — не Россия - [4]
Вот и я, не желая никого обидеть, выражаю надежду, что подобные взгляды изменятся у тех, кто прочтет предлагаемую книгу.
Взгляды, о которых я говорю, имели для Украины отнюдь не теоретическое значение. Нашей молодежи, которая уже плохо представляет советские порядки, стоит кое-что объяснить. Для советского отдела кадров, хоть высшего, хоть низшего, и в самом деле не было разницы между русским, украинцем и белорусом. Еще до смерти Сталина постепенно сложилось негласное номенклатурное убеждение, что представители этих трех народов полностью «свои». Данное правило действовало не только при назначениях на высшие номенклатурные посты, оно соблюдалось и при выборе знаковых фигур вообще. Если бы не нелепая гибель во время последних тренировок, первым советским космонавтом стал бы, вполне возможно, наш Валентин Бондаренко.
Полная «политическая равноценность» украинцев и белорусов с русскими особенно заметна на примере вторых секретарей республиканских ЦК КПСС. Со времен Сталина это была, по сути, должность столичного наместника, и занимать ее полагалось русскому, но функции «русского» сплошь и рядом выполняли украинцы. Белорусы — реже, но лишь потому, что их меньше. Замечу в скобках: эту традицию начал ломать, как и многое другое, Горбачев. Многие причастные к секретам власти помнят то изумление, какое они испытали от назначения грузина Шеварднадзе министром иностранных дел. Уже совсем на закате СССР Горбачев ввел в политбюро ЦК всех первых секретарей республиканских компартий и учредил должность заместителя генсека ЦК КПСС, причем этим заместителем стал украинец Владимир Антонович Ивашко.
Но вот что любопытно. Правило, о котором я говорю, действовало от Мурманска до Памира, но не касалось выходцев из наших западных областей. Вроде бы все мы были советские люди, но некоторые были чуть-чуть менее… Несомненно, практиковались тайные и, скорее всего, устные инструкции на этот счет. Львовское (или гродненское для белорусов) происхождение в каких-то карьерах становилось ощутимым минусом. Боюсь, что Леонид Макарович Кравчук, до пятилетнего возраста — польский гражданин (нынешняя Ровенская область, откуда он родом, входила до 1939 года в состав Польши), ни за что не мог бы стать в догорбачевское время членом политбюро ЦК КПСС. При Горбачеве уже мог бы, но не пожелал. Членом политбюро стал уроженец Донбасса Станислав Иванович Гуренко.
Создать украинца
Надо отдавать себе отчет, что само словосочетание «советский человек» представляло собой типичный эвфемизм. Эвфемизм отчасти идеалистический (или соцреалистический?), отчасти лицемерный, но главное — не до конца ясный. Скажем, дореволюционное понимание «русского» хотя и было, с украинской точки зрения, неприемлемо расширительным, но зато неясностью не страдало. В старой России, чтобы быть русским, достаточно было иметь русское самосознание и быть православным. Подразумевалось, что великороссы, малороссы и белорусы в равной степени обладают таким самосознанием и потому являются русскими по определению. В империи жили также лютеране, в правах вполне уравненные с русскими, католики (уравненные, но не вполне), мусульмане (уравненные еще менее) и иудеи (уравненные менее всего). И, наконец, были народы «с низким уровнем гражданственности», которые пользовались даже некоторыми льготами — скажем, многие малые народы Российской империи были освобождены от воинской повинности, имели свой суд и самоуправление, не платили какие-то виды налогов. Империя не препятствовала им жить своей жизнью, но не допускала их во власть.
Система, короче говоря, была недемократическая, но ее никто за демократическую и не выдавал. Правила игры были всем понятны, они объявлялись прямо и твердо. В старой России русскими были и канцлер Безбородко (несомненный украинец), и «бархатный диктатор» Лорис-Меликов (которого в СССР записали бы армянином), и барон Врангель (в советское время получил бы паспорт с записью «немец»).
Излишне говорить, что в этой системе не было места для украинцев. Для малороссов было, а для украинцев — нет. Малороссы в старой России не притеснялись как малороссы, то есть как те же русские. Об этом не могло быть и речи. Но тем из них, кто настаивал, что украинцы — отдельный народ, подчеркивал свою украинскую самобытность, приходилось выслушивать обвинения в отступничестве и «мазепинстве» — считалось, что это страшно обидная кличка. Вплоть до 1905 года полноценная и открытая украинская культурная жизнь вне рамок «этнографии» была невозможна. Да и после этого признание украинцев оставалось половинчатым.
В советское время справедливость была вроде восстановлена, и украинцев признали отдельной нацией. Разумеется, это признание было предрешено: после событий 1917–1920 годов, после того как украинская государственность стала свершившимся фактом, никакое другое решение было бы невозможно. Теоретически уравнены в правах были вообще все народы СССР; в 1917 году было упразднено сословное неравенство, а «сталинская конституция» 1936 года формально отменила и такое понятие, как поражение в правах по признаку социального происхождения — хотя соответствующий вопрос в анкетах сохранялся, наверное, еще лет тридцать.
