Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в. - [59]

.

«Единственной силой, выступившей против такой политики, оказался Рим. Через своего нунция а Варшаве Висконти папа решительно протестовал и требовал отмены “Статей…”, указывая на их несовместимость с главной целью – максимальным усилением католицизма. И никакие уговоры, ни посылка в Рим посольства специально по этому вопросу (посольство, кстати, возглавлял влиятельный католический прелат), ни ссылки на жизненные интересы польского католического государства не смогли изменить позиции папской курии. Там, где интересы государства сталкивались с интересами церкви и католической веры – государство, по мнению папы, должно было уступить в пользу веры»[249].

Польская католическая церковь была не в восторге от принятия унии в 1596 г. Хотя эту меру поддержал папа. Уния необходима была, прежде всего, государству для большей консолидации общества. «С возникновением на православном Востоке новой церковной организации надежды на быстрое окатоличивание со всеми вытекающими из этого благоприятными для польской католической церкви последствиями, исчезли. Параллельная церковная структура Греко-католическая (униатская) церковь подчинялась непосредственно Риму, а не примасу Польши и заполняла церковные вакансии своими собственными ставленниками, а не католическими епископами. Правда, впоследствии представители польских шляхетских фамилий, привлеченные богатыми “хлебами духовными”, тоже стали переходить в унию, занимая все более высокие посты в униатской церковной иерархии, но ведь польская католическая церковь от этого ничего не выигрывала! А тут еще приходилось бороться за оставшиеся православные души со своими греко-католическими конкурентами!

Поэтому неудивительно, что папе в проведении и поддержке унии приходилось опираться не на могучую церковную организацию Польши, а на сравнительно немногочисленную и слабую структуру польского филиала ордена иезуитов. Только иезуиты поддерживали идею унии искренне и даже со страстью, и действительно очень много сделали для ее реализации. На них фактор польского происхождения влияния не оказывал. Международный орден иезуитов всегда ставил на первое место глобальные интересы католической церкви и национальная принадлежность его членов значения не имела. Главное – конечное торжество католицизма. Именно их усилиями во многом определялся ход подготовки унии»[250].

«Интересно, что на таком важном соборе (Брестском 1596 г., учредившем унию. – Б. Д.) отсутствовали представители официального главы польской католической церкви – примаса Польши Станислава Карнковского. Этот факт говорит о многом»[251]!

Итак, подведем очередной промежуточный итог. Как мне кажется, можно с определенной долей уверенности сказать, что таких уж четко оформленных партий, действовавших в интересах иностранных держав в Речи Посполитой середины XVII в. не наблюдается. «Королевская партия» с канцлером Оссолинским во главе (князем Священной Римской империи германской нации, между прочим) в 1640 гг. поменяла политическую ориентацию на профранцузскую и даже направила казаков в состав французской армии. Магнаты были сами за себя. «Патриотизм» не мешал им, однако, входить в сношения с иностранными правительствами и вести самостоятельную политику, исходя из своих личных сиюминутных выгод. Шляхетство и магнатерия в целом были одержимы одной страстью – не допустить ущемления их привилегий королевской властью, а также сохранением мирных отношений даже с мусульманской Турцией. Рим не мог сильно повлиять ни на короля, ни на шляхту, представлявшую в указанный период скорее собрание сибаритов, чем воинство Христово. Ватикан, как мы увидели, даже с поместной польской католической церковью имел не совсем гладкие отношения в связи с унией 1596 г. Ценность Речи Посполитой как союзника стремилась к нулю. В экстренных случаях влияние на принятие политических решений Сеймом можно было оказать подкупом сравнительно небольших групп сеймовых послов, так как существовал принцип «либерум вето». Более-менее интерес иностранных держав к польским делам просыпался во время элекционных сеймов. Например, после смерти Владислава Четвертого за кандидатуру его брата Карла боролась Австрия, а за кандидатуру Сигизмунда-Августа – Франция. Но, поскольку выборы происходили в период войны на Украине, решающим в пользу выбора Сигизмунда-Августа оказалось давление Богдана Хмельницкого «со товарищи», то есть сугубо внутренний фактор, а не позиции мировых держав. Так, по крайней мере, считает В. А. Голобуцкий.

Думаю, не будет преувеличением сказать, что при невыраженности системных, ориентированных на внешние силы, партий в Речи Посполитой в первой половине XVII в., мы вынуждены будем считать польской патриотической партией партию «королевскую», так как она имела стремления, наиболее отвечающие насущным потребностям государства (укрепление централизованной власти в стране), хотя и старалась опереться в своей борьбе на иностранных наемников, деньги других правительств и так далее. Магнатов и значительную часть независимого среднего шляхетства, несмотря на их патриотическую риторику, мы подлинными патриотами назвать не сможем. Следует различать заботу об истинном благе Отечества и борьбу за сохранение своих привилегий и покоя. Эгоизм охранителей «сарматизма», отделявших шляхту от всех остальных сословий государства непреодолимой стеной, их борьба за неизменность этого положения погубит впоследствии независимость и целостность не только Речи Посполитой в совокупности всех ее непольских земель, но и собственно Польшу.