Украденный экстаз - [42]

Хотя Лина понимала, что речь не о ней, его слова ожгли ее сильнее пули. Ведь они подходили к ней самой с точностью до запятой. Она попыталась отвернуться, но он тут же поймал ее за подбородок и заставил взглянуть в лицо.

– Нет, малышка, к тебе это не имеет никакого отношения.

– Я не говорила...

– А тебе и не надо говорить. Ты дернулась так, словно я ударил тебя. Но она – проститутка, а ты – совсем другое.

– Многие нашли бы что возразить по этому поводу.

– И были бы не правы. Более того, были бы лицемерами. Могу поклясться в этом. Обычно я не имею привычки резко высказываться о женщинах, пусть и таких, как Лючия, Кто я такой, чтобы быть им судьей? Но она заслужила каждое обращенное к ней бранное слово. Она могла бы выйти замуж за богатейшего дона, нарожать дюжину детишек и стать членом церковного хора, но все равно осталась бы шлюхой, поскольку это – ее суть. И я не хочу, чтобы она приближалась к тебе даже на пушечный выстрел. – Он осыпал синяки на ее лице беглыми, осторожными поцелуями. – Господи, как жаль, что меня не было здесь.

От его нежных слов недавний кошмар вдруг снова ожил перед ее глазами. Она содрогнулась, но справилась с собой, прогнав прочь жуткое видение падающего тела Люка. Гораздо приятнее было слушать, что говорит ей Хантер. И хотя слова не были такими уж романтичными, они странным образом облегчали ее боль.

– Не можешь же ты не спускать с меня глаз денно и нощно.

Она пристально разглядывала его, а Хантер молча терпел, пока она не удовлетворит свое любопытство. И лишь когда она, слегка нахмурившись, отвела глаза в сторону, он доставил себе удовольствие полюбоваться ею. На ней была лишь кружевная рубашка и штанишки. Первая была исключительно женственной штучкой с множеством нежных кружев, а штанишки – те, что он когда-то приобрел ей сам, – мальчишеские, без всяких выкрутасов. Сочетание женского и мужского. Интригующая смесь. И он решил, что она просто восхитительна. И тут пришел конец его терпению.

– Ты разрешишь мне остаться?

Надеясь, что не позволит своему глупому сердцу полностью одурачить себя, она строго взглянула на него:

– Ты действительно ничего не имел с ней? Обхватив ее лицо ладонями, он честно и искренно ответил:

– Ничегошеньки, разве что все кланялся и кланялся, как утка, – увертывался от всего, что она швыряла в меня.

– Ну хорошо. – Она встала. – Ложись, а я помогу тебе снять все остальное.

Когда она принялась тушить свечи, у него чуть не сорвалось, что он не нуждается в помощи, но искушение посмотреть, как она будет раздевать его, оказалось слишком сильным. Вскоре осталась гореть одна-единственная свеча на столике у кровати, и она начала раздевать его. Наклонившись, чтобы расстегнуть брюки, она мотнула головой, но волосы все равно словно заслонили от него ее лицо. Но он и так знал наверняка, что она покраснела. И руки у нее слегка дрожали. Он и не пытался скрывать, как все ее действия заводили его, и едва не расхохотался, когда она судорожно прикрыла его вздыбившуюся часть тела простыней, прежде чем прилечь рядом.

Лина попыталась успокоиться. Но как? Она уже не впервые видела его обнаженным, но всякий раз происходило одно и то же: она вся вспыхивала от страсти. Он был таким красивым, сильным и мужественным! Она очнулась от своих грез, потому что на ее талию по-хозяйски легла его рука. Он нежно притянул ее к себе.

– Что ты делаешь?

Она пыталась сохранить спокойствие и ни звуком не выдать свое возбуждение, так что ее голос прозвучал даже строго. Но так, словно она запыхалась.

– Я думал, что мы сегодня устроим крестины этой кровати.

Несмотря на то что он искушал ее, целуя мочку уха, она попыталась сохранить здравый смысл.

– Но ты ранен.

– А-а, пустяк, царапина.

– Нет, гораздо серьезнее, чем царапина, так что тебе стоит немного поберечься. А то, что ты предлагаешь, требует гораздо больших усилий, чем ты можешь себе сегодня позволить, – сказала она рассудительно.

Она и сама была разочарована, но решила, что будет лучше, если он сегодня даст ране затянуться.

– Можно сделать так, что мне не придется напрягаться.

– Как это?

– Обычно ты гораздо сообразительнее.

– Сообразительнее? Хантер... – Она покраснела. – Я все еще новичок в таких вещах. Думаю, назвать меня сообразительнойююю... преждевременно.

– Наверное, ты права. – Он чмокнул ее в губы и закрыл глаза. – Тогда завтра вечером.

Лина покосилась на него. Он выглядел расслабленным, готовым уснуть. И в голосе у него не было ни раздражения, ни разочарования, когда она отказала ему, исходя, правда, из лучших побуждений. Но интуиция мудро шепнула ей, что внутренне он был все же разочарован.

Слегка погладив его так, чтобы ему было приятно, она скользнула рукой по его груди. И потом начала фантазировать, Кое-что она скопировала из его ласк, когда он занимался с ней любовью, а кое-что... позаимствовала из совершенно бесстыжих эротических снов, которые мешали ей спать с тех самых пор, как она познала мужчину. Она даже покраснела, вспомнив об этих скандальных снах, но не позволила новому приступу скромности помешать ей заниматься своим увлекательным делом.

Хантер почувствовал, как его сонливость исчезала с каждым новым движением ее рук, с каждой новой лаской. Когда она лизнула языком его соски, у него уже не было сна ни в одном глазу. Погрузив пальцы в ее густые пряди, он охнул: