Украденные мощи - [33]

— Да нет, отец игумен, я справлюсь один…

Отец Сергий направился обратно в келью по узкой тропе мимо сваленного лавиной леса. Пару лет назад, прямо на Новый год, с вершины Афона сошла огромная лавина. Она смела часовню и несколько сот квадратных метров леса — и сейчас деревья еще аккуратно лежали рядком на земле, как домино. Лавина дошла до самого склона и остановилась; если бы сила природной стихии была больше, она бы накрыла густонаселенный, по афонским меркам, скит — Кавсокаливию. Мало кто бы остался в живых. Святогорские монахи, особенно зилоты, решили, что это гнев Божий за введение правительством с первого января в Греции нового денежного знака — евро.

Отец Сергий помнил эту новогоднюю ночь, тогда он, как всегда, молился и услышал сильный шум, сама земля тряслась, предвещая что-то очень нехорошее. Отшельник встал на усиленную молитву, и только через неделю он узнал о случившемся от отца Космы.

Сейчас он видел явный знак гнева Матери Божьей, но не испытывал никаких чувств. Отец Сергий знал в своей жизни только молитву, он обычно не придавал никакого значения религиозным спорам. Его любимым чтением были творения Исаака Сирина, где святой писал: «Как мечущегося на всех льва, избегай словопрений о догматах». Пустынник хранил эти слова в своем сердце и никогда не осуждал зилотов, но и не прислушивался к их утверждениям.

Его скромное жилище было настоящим храмом безмолвия. Сохранение исихии стало главной заботой стареющего отшельника. Малейшее изменение его образа жизни всегда сказывалось на качестве молитвы. Поэтому он и перестал принимать посетителей, впрочем, мало кто и хотел приходить к нему. Но сейчас отец Сергий чувствовал, что его исихия серьезно нарушена. И дело даже не в том, что ему нужно теперь следить за кельей Петра Афонского, — замечание игумена было вполне законным. Как ему было открыто Богом, близился поворотный момент в его монашеской жизни.

Он уже знал о своей дальнейшей судьбе, но никто больше о ней не узнает…

Дикей с удовлетворением смотрел, как старый отшельник отец Сергий в старых рукавицах выкорчевывает колючие кусты. Вот-вот, пусть убирает этот жуткий, колючий кустарник, да знает потом, как запускать хозяйство. Все монахи Кавсокаливии, наконец, видели его за работой, и некоторые, пожалев старца, предлагали свою помощь, от которой тот со смирением отказывался…

Через две недели к отцу Мефодию пришел иеросхимонах Косма и сообщил, что пустынник впервые отступил от своего обычая и уже две недели не приходит к нему в келью причащаться.

— Уже десять лет он не пропускал ни одного воскресенья! Ну, может, раза два, от силы. Надо пойти проведать отца, не случилось ли чего?

Они вместе пошли к келье святого Петра и увидели, что все растения вокруг были полностью выкорчеваны. Монахи несколько раз постучались в дверь, но никто не ответил. Дикей толкнул ее, и она оказалась незапертой. Тогда они, переглянувшись, вошли внутрь.

Келья отца Сергия была убрана и пуста — стол, стул и кровать сиротливо стояли в углу, икона Матери Божьей Кукузелисса одиноко висела над изголовьем, перед иконой горела лампадка. Дикей почувствовал, какой в этой келье был молитвенный дух, тишина и покой жили здесь и передавались даже ему, который глубоко погряз в заботах. Они осмотрели всю келью и храм, но следов отца Сергия нигде не обнаружили. Он пропал.

Весть о пропаже старца мигом облетела Кавсокаливию и Святую гору; полицейские внимательно изучали это дело, опрашивали возможных очевидцев, но не смогли составить мало-мальски правдоподобную версию.

Теперь многие скитяне вспоминали об отце Сергии хорошее и даже некоторые необычные вещи. Косма, например, говорил, что у того в келье горели три неугасимые лампады, однако никто не знал, откуда пустынник берет масло. Послушник Никос вспоминал, как старец предостерег его от ухода с горы. Он уже подумывал, как бы ему сбежать, и шел по направлению к пристани. И вот на пути ему попался отец Сергий. Никос никогда не здоровался со старцем, не любил его и в тот раз даже задел плечом. Старец, обернувшись, попросил прощенья и вдруг обличил намерение убегающего послушника, сказав, что мир погубит его. Этого оказалось достаточно, чтобы Никос остался.

Прошло еще немного времени, и об отце Сергии все забыли, лишь Косма с грустью вспоминал своего неразговорчивого друга. Никто больше не мог так благоговейно и умилительно петь литургию. Тем не менее, иеромонах не считал Сергия погибшим и молился о нем как о живом. Однажды отец Косма решил съездить на гору Кармил, где стоял храм пророка Илии, он почитал память пророка и часто посещал этот храм, испрашивая молитвенной помощи. Он взял у соседа большого непокорного мула по кличке Гривас и стал медленно подыматься до Керасей. Было осеннее утро, и афонскую Святую гору окутал туман.

Чем выше взбирался мул, тем гуще был туман. Уже у самого поворота на Кармил отец Косма вдруг увидел фигуру старца; как ему показалось, это был его друг. Неизвестный монах пробирался сквозь лес и был где-то на расстоянии двадцати метров от тропы. Косма привязал мула и пошел к нему:

— Эй, подождите!