Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле - [7]
Я объясняю Сорайе, почему мне было так необходимо отправиться на площадь Арианы.
- Я хотела увидеть Наджибуллу, хотела все понять, убедиться, что это реальность, пусть бы даже меня за это избили, понимаешь, Сорайя?! Я должна была убедиться...
- Эти повешенные, - подхватывает сестра, - они не идут у меня из памяти как ужасное доказательство того, что все кончено, что талибы еще страшнее, чем я могла вообразить. Виселица - символ, они хотели продемонстрировать, что отныне любой из нас может умереть от их руки. Для нас все кончено, Латифа, и моя карьера кончена, я больше никогда не буду летать. Ты видела здание нашей компании? Они закрыли и его, и телецентр. Ни одна женщина не сможет работать.
- Папа говорит, что через несколько дней, в крайнем случае - недель с талибами покончат, что силы сопротивления просто отошли на север. Моджахеды вернутся, и, знаешь, по мне, лучше ракетные обстрелы, чем талибы.
- Папа всегда старается вселить в нас надежду, но я перестала верить. Даже в разгар самых жестоких боев мы не видели ничего подобного. Тебе нужны доказательства? В тысяча девятьсот девяносто втором году никто не собирался вешать Наджибуллу! Или его брата. А ведь он жалкий тип...
Когда Шакила еще жила в Кабуле, она как-то рассказала нам одну отвратительную историю о Шапуре, брате Наджибуллы, у которого был роман с девушкой из Микрорайона по имени Вида. Она познакомилась с Шапуром случайно, когда гуляла с подругами на площади, и с тех пор он стал встречать ее у лицея, а однажды проводил до квартиры. К несчастью, в тот день родители Виды отсутствовали, и все кончилось очень плохо: девушка забеременела, и по нашим обычаям любовник должен был немедленно на ней жениться. Вида умоляла его поступить по совести, он отказывался, тогда она позвала его к себе домой для последнего решающего разговора. Шапур заявил, что никогда на ней не женится, Вида схватила его револьвер и застрелилась. Сначала люди молчали, потом пошли слухи, что в смерти девушки виноват именно Шапур. Родители Виды очень скоро покинули Афганистан, потому что в те времена Шапур был неприкосновенным...
- Что бы он ни совершил, - замечает Сорайя, - его смерть ужасна. Талибы - не афганцы, они не могут быть нашими соплеменниками! Помнишь, в среду, вернувшись из Дубая, я рассказала тебе, что следующим рейсом тоже летели афганцы? Самолет приземлился следом за нашим, и бортпроводница рассказала мне, что этих людей выслали из Эмиратов - якобы за то, что у них то ли истекла виза, то ли вообще не было паспортов. Моя коллега точно этого не знала, но была поражена презрительно-высокомерным отношением пассажиров к женскому персоналу... Теперь я думаю, что они летели на помощь к талибам...
Сегодня все в Кабуле спрашивают себя, кто есть кто в новом политическом раскладе. Главное - соблюдать осторожность и обсуждать ситуацию только с членами своей семьи. Большинство людей предпочитают сохранять нейтралитет. Единственное, что объединяет всех афганцев независимо от этнической принадлежности, - это полное неприятие иностранного вмешательства, кем бы ни были захватчики - англичанами, пакистанцами, арабами или русскими.
Афганцы восстали против советских интервентов, моджахеды десять лет вели против них кровавую войну, одно марионеточное правительство сменяло другое.
После ухода русских, в 1992 году, Кабул заняли люди командующего Массуда. Много лет он, этнический таджик, воевал за власть в стране с другими военными вождями, в основном - с главным своим врагом Гульбеддином Хекматияром, пуштуном по национальности. Этот страшный человек был лидером самой влиятельной фундаменталистской партии "Хезбе-Ислами Афганистан", бывшей на содержании у Пакистана. Теперь нас силой, ударами кнута, загнали в новую эру, под власть талибов. Это самый страшный день за всю мою короткую жизнь.
Сорайя все плачет и плачет, она впервые оказалась в Кабуле в самый разгар боев. Когда Хекматияр в последний раз, 1 января 1994 года, обстреливал столицу из реактивных установок, сестра летела в Дубай. Аэропорт Кабула был разрушен, и самолеты компании "Ариана" базировались в Баграме, в 40 километрах от города. Не могло быть и речи о том, чтобы садиться в Баграме в разгар боя, поэтому пилот полетел в Нью-Дели, и Сорайя шесть месяцев просидела в гостиничном номере перед телевизором, жадно слушая новости. Два года назад, в день свадьбы Шакилы, на Кабул упало триста ракет. В нашей семье всегда любили пословицу: "Радость и печаль родные сестры".
Вскоре после свадьбы сестры наш старший брат Вахид уехал в Индию, а оттуда перебрался в Москву. Когда мы жили вместе, я испытывала к Вахиду смешанные чувства - огромную сестринскую любовь и необъяснимый страх. Брат был сторонником строгого соблюдения мусульманских законов, он первым купил каждой из нас чадру.
- Сорайя, ты помнишь тот день, когда Вахид принес нам чадру, ту самую, которая оказалась велика и тебе, и мне?
- А я сказала, что мы сделаем из нее две...
Папа придерживался другого мнения о нашей одежде, он не хотел, чтобы мы хоть чем-то отличались от соучениц. В нашей семье чадру надевают на молитву, а это дело глубоко личное, почти интимное. Ни мама, ни мы с сестрами никогда не надевали чадру, выходя на улицу, но из любви к брату я готова была подчиниться его воле. Вахид часто ругал нас за длину юбок или за вполне целомудренный вырез летней майки. Шакила и Сорайя, как правило, пропускали его слова мимо ушей, но иногда и "огрызались": "Мы уже большие девочки и сами знаем, как нам одеваться!" или "Не твое дело!".
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.