Украденное детство - [3]

— Пойдемте посмотрим.

Они вернулись в палату, Тройкин осмотрелся и удивленно пожал плечами.

— Ничего не понимаю. Он должен быть здесь.

Он вышел в коридор и громко окрикнул медсестру. Не ту которая попалась Миле, а другую.

Она подошла.

— Леночка, где больной из 13 палаты? — строго спросил Тройкин.

— Не знаю, Сергей Александрович. Должен быть на месте.

— Что значит не знаю? Как это возможно, что больной свободно покидает свою палату и начинает самостоятельно бродит где-то без вашего ведома. Что за халатное отношение к пациентам?

— Но Сергей Александрович, вы же знаете, я одна на все отделение. Лида ушла за анализами и уже час не возвращается. Разве за всеми усмотришь?

— Уволю. — проворчал Тройкин.

Мила стояла в стороне и внимательно слушала разговор. Услышав, что никто толком не знает где может быть ее брать, она заметно разволновалась.

Она вернулась в палату и только тут заметила то, что должна была заметить сразу же. Тяжелая штора, обычно глухо задвинутая, слегка отходила от стены и еле заметно колыхалась словно от ветра.

Мила бросилась к окну и распахнула шторы, оно оказалось открытым.

Никита сидел на парапете, обняв руками колени, и плакал. Так тихо, что услышать его практически было не возможно.

— Ник. — тихо, чтобы не спугнуть брата позвала его Мила.

Никита обернулся и посмотрел на сестру. Впервые за долгие годы, взгляд его был осознанным. Мила словно увидела своего прежнего брата. Он смотрел на нее несколько мгновений, затем прошептал одними губами:

— Помоги мне.

В палату вошел Тройкин и медсестра, увидев девушку, торчащую из окна, Тройкин грозно рявкнул:

— Почему оно открыто!

Медсестра жалобно что-то промяукала.

— Санитаров! Быстро! — гремел Тройкин.

Он бросился к окну, а женщина побежала за помощью. Мила продолжала висеть в окне.

— Родной мой. — прошептала Мила. — Не шевелись, пожалуйста.

Парапет, на котором сидел мальчик был достаточно широким. Вероятно, влекомый одному ему известными темными мыслями Никита сумел выбраться наружу, но не сумел самостоятельно вернуться обратно. Это и напугало его, решила Мила.

Сколько он так сидит? Милу бросило в озноб от мысли, что он мог сорваться вниз, с высоты четырех этажей.

В мгновение, Мила выбралась из окна, не давая доктору возможности поймать ее и двинулась по парапету на встречу к юноше.

Никита внимательно следил за действиями сестры, во взгляде его блестело любопытство. Когда Мила подошла к нему, он неожиданно выпрямился и сделал шаг в сторону от нее.

Мила замерла.

— Ник. Малыш. Не шевелись. Я помогу тебе.

Но Никита замотал головой.

— Никто. Никто мне уже не поможет! Только я сам. Столько мыслей. Столько мыслей. Они жужжат, жужжат, мешают спать. Я пытался забыть…

До Милы дошел смысл его слов.

— Ник. Ты не виноват. — с последней надеждой прошептала Мила и сделала шаг навстречу брату.

В тот же момент, он улыбнулся и шагнул вперед.

— Нет. — закричала Мила, падая на парапет.

Она протянула руку вниз, словно пытаясь вернуть Никиту обратно. Но увы! Она отчаянно пыталась поймать его, спасти, не дать сорваться вниз. Но было слишком поздно.

Мила издала истошный, отчаянный крик, разрывающий тишину окружающего клинику леса. С деревьев с карканьем взлетели вороны. Небо потемнело и шум от дьявольских птиц заполнил всю округу. Внизу под окном, разлилась багрово-красная лужа. Больше Мила ничего не осознавала.

Глава 2

Прошел год.

Мила проснулась, потянулась и села в постели. Уже год ее держат в больнице, где прежде лежал ее брат. В том же отделении, на том же этаже, в той же палате. Почему-то врачи решили, что ей нужна помощь, отчего-то все вдруг решили, что она могла тронуться умом, и вопреки здравому смыслу поместили ее в палату, где она так много времени проводила с братом.

Мила не понимала этой злой шутки, но все же никак не выдавала своего внутреннего дискомфорта. Она боялась, что как Никита, может стать вечной заложницей этой проклятой палаты.

Доктор Тройкин, после того как случилось несчастье с его пациентом, ушел на заслуженный отдых по старости, и вот уже год как занимается разведением собак породы хаски. Первое время он приходил навещать Милу, сочувственно смотрел на нее и постоянно вздыхал. Затем его посещения стали все реже, и реже и вскоре он вовсе забыл о девушке. Просто пропал и больше не появлялся.

Теперь у Милы был другой доктор — Волков Илья Константинович. Этот был молодой, общительный, амбициозный. Он был главврачом этой больницы, и после случившегося решил вести девушку сам. Он заходил к Миле часто. Наверно даже слишком часто. И постоянно спрашивал:

— Ну как ты?

Зачем он это спрашивал? Мила не могла понять. Он пугал ее. Пугал своей широкой улыбкой, пугал своим приветливым взглядом. Люди не могут быть так добры ко всем. Скорее всего это просто игра. А он, он же психотерапевт, значит он самый лучший в мире игрок. Мила не доверяла ему, и каждый раз отвечала холодно:

— Со мной все в порядке.

— Это хорошо, — говорил Волков.

— А когда я смогу поехать домой?

На этот вопрос он грустно покачивал головой, и Мила понимала: «Никогда».

Так продолжалось целый год, и лишь накануне, на обычный Милин вопрос, Волков ответил с широкой улыбкой: