Украденная юность - [4]

— Разойдись! — прозвучала команда.

Этой же ночью наряду с боевыми патронами им выдали фаустпатроны и ручные гранаты. Группенфюреры распределяли между ними копченую колбасу, мясные и фруктовые консервы. Но мальчики и сами не терялись. Как только разнесся слух, что взорван продуктовый склад, они помчались туда и взяли столько, сколько смогли унести. Радлов тоже ушел с полными руками: новые сапоги, маргарин, шоколад. В лагере царил хаос, стоял дикий шум, вылетали оконные стекла, двери трещали. Кто-то из ребят наткнулся на запасы спиртных напитков, и все с ревом принялись растаскивать водку и ликер. А потом палили из боевых винтовок сквозь тонкие стенки бараков. К счастью, пострадавших не оказалось. После нас хоть потоп — таков был лозунг.

Попозже Иоахим Радлов зашел в комнату к своему штандартекюнкеру, чтобы узнать, когда придет приказ о выступлении и куда их отправят. Брандт укладывался. На кровати лежали два кожаных чемодана, стол ломился от тяжести винных бутылок, шоколада, сигарет и других продуктов. Брандт обеспечил себя надолго. Не отрываясь от своего занятия, он спросил:

— Ну, что тебе?

— Ничего. Не знаешь ли ты подробностей?

Брандт выпрямился, подошел к столу, взял уже откупоренную бутылку ликера и наполнил до краев две рюмки.

— Кутерьма такая, что сам черт ногу сломит. Русские прорвались. Только что звонил папаша.

Они выпили. Радлов поморщился. Он никак не мог привыкнуть пить эту дрянь.

— Будем защищать Науэн? — спросил он.

— Русские обошли нас. Они продвинулись к Потсдаму, заняв Люббен, Барут и Ораниенбург. Говорят, Берлин взят в клещи. Конечно, столицу будут защищать. Фюрер находится в рейхсканцелярии… — Брандт умолк. Уголки его губ нервно подергивались.

Но Радлов ничего не замечал. Фюрер в Берлине, думал он, и, пока фюрер там, дела не так уж плохи. Он все уладит. Для Радлова фюрер был идолом, не человеком, а каким-то неземным существом, решавшим все за всех. Он знал фюрера только по кадрам кинохроники и портретам, восхищался его пробором, усиками, его жестом, когда он поднимал для приветствия руку. Иоахим пылко любил Гитлера, который был для него олицетворением Германии. Он знал наизусть его биографию и глотал книги, рассказывавшие о марше к Галерее полководцев. Гитлер был для него образцом. Радлов представлял себе, как в эту минуту фюрер, полный энергии, склонился в рейхсканцелярии над картой, и подумал, трепеща от благоговения, что, быть может, как раз в эту минуту тот принимает мужественное решение отбросить русских за Одер.

Брандт снова принялся укладывать вещи. Радлов молча смотрел на него, потом сказал:

— А ты, видно, торопишься. Разве приказ о наступлении получен?

— Нет. А вообще-то вас, по всей видимости, передадут вермахту.

— Кого это — вас?

Брандт прервал свое занятие.

— Черт возьми, никак не запихну все это, — и он взглянул на Радлова. — Взвод я передал лейтенанту Шарфу. А меня откомандировали. Спецзадание руководства гитлерюгенда. Понимаешь?

Нет, Радлов не понимал. Теперь, когда они наконец отправляются на фронт, Губерт не хочет идти? Разве он не ждал, как и все они, этой минуты? Или он хочет увильнуть? Радлов растерялся. Нет, этого Брандт не сделает, такой сорвиголова наверняка ничего не боится. Он не знал, что сказать, и только растерянно глядел на штандартенюнкера. Брандт заметил этот взгляд и тотчас понял, что его — авторитет «может полететь ко всем чертям. В глазах этого наивного мальчика он прочел недоверие. Брандт самоуверенно улыбнулся и, не теряя самообладания, заявил: — Я, собственно, не имею права говорить тебе. Секретное поручение. Но если ты умеешь молчать…

Радлов ничего не ответил.

— Ты, верно, слышал об организации «Вервольф»^[1], да?

Радлов кивнул, и Брандт продолжал:

— Ну вот, теперь ты знаешь, куда меня командируют. Но тс-с! — и он приложил палец к губам.

— A-а, ясно!

Глаза Радлова заблестели. И как он только мог подумать, будто Брандт хочет увильнуть? Конечно нет! И какое тот получил опять опасное задание! «Вервольф»! Какие захватывающие приключения предстоят Губертусу! Как Радлов ему завидует, как восхищается им! Иоахим уже видел, как Брандт перебирается через расположения вражеских частей, прорывается через русский патруль, уничтожает склады оружия, взрывает в тылу врага мосты и железнодорожные составы. Ну и парень этот Брандт, настоящий головорез!

— Может, увидимся в Берлине, — сказал прощаясь Брандт, — передай привет Клаусу. Не беспокойтесь о доме, там все еще тихо. — Он пододвинул Радлову большую пачку сигарет и две бутылки ликера. — Вот, возьми на дорогу. Мне все равно больше некуда класть.

На другое утро полк должен был принести присягу, однако по каким-то причинам церемонию отложили на вечер, а потом уже было некогда. Среди дня пришел приказ о выступлении, и через два часа колонна грузовиков выезжала из ворот. Разграбленный, полуразрушенный лагерь остался позади, на мачте все еще развевалось знамя; его забыли взять с собой.

Брандта Радлов больше не видел, а Клаус слышал, что штандартен-юнкер рано утром покинул лагерь в закрытой легковой машине. Однако точно никто ничего не знал. Да никто особенно и не интересовался судьбой исчезнувшего командира взвода. Ребятам надо было позаботиться о себе, одни мечтали о будущих геройских деяниях, другие смеялись, острили, и только немногие, подавленные всем происходящим, тихо сидели в кузовах подскакивавших на ухабах машин. Кто-то затянул песню, несколько голосов подхватили, и вот уже несутся к голубому весеннему небу знакомые слова: «Мы будем шагать и шагать вперед и все разнесем в куски…»