Украденная дочь - [29]

— Вы, по крайней мере, могли бы сказать ему, что я пришла. Я дочь Роберты Моралес.

Имя и фамилия моей матери ей ни о чем не сказали — а если бы и сказали, то это все равно на нее никак не повлияло бы.

— Врач еще не пришел, а когда придет, то не сможет вас принять. В ноябре — пожалуйста.

— Хорошо, — сказала я. — А когда в ноябре?

— В конце ноября.

— Замечательно, — улыбнулась я своей самой лучшей улыбкой, когда она дала мне визитную карточку психиатра, указав на ней дату и время, на которое я записана на прием. — А где тут у вас туалет?

— В конце коридора.

Коридор, пол в котором скрипел так, как будто вот-вот развалится подо мной на кусочки, был очень длинным, с поворотами и углами. Туалет, по-видимому, находился в другом крыле здания. Когда я отошла по коридору достаточно далеко для того, чтобы секретарша меня не видела, то остановилась и стала прислушиваться. Наконец я услышала, как какой-то человек поздоровался с этим бесчувственным созданием. Выглянув из своего укрытия, я увидела мужчину лет семидесяти пяти, с усами и со шляпой в руке.

— Как дела, доктор? Готовы к тяжелому рабочему дню?

— Как всегда, Юдит. Дай мне минут десять, и пусть заходит первый пациент.

— Сведения о пациентах уже у вас на столе.

Я зашла в кабинет вслед за врачом.

— Извините, но Юдит сказала, что я могу зайти.

— Но ведь я еще даже не надел халат, — сказал врач, протягивая руку к телефону.

— Пожалуйста, я отниму у вас всего несколько минут. Вы можете надеть халат и при мне. Не знаю, помните ли вы мою мать. Ее зовут Роберта Моралес.

По выражению лица врача я поняла, что он ее помнит.

— А что с ней произошло? Она когда-то ходила ко мне на прием, а потом вдруг перестала.

Сняв пиджак, доктор Монтальво остался в рубашке в розовую и белую полоску и фиолетовом галстуке. Когда он надел халат, остался виден только галстук. Врач сел за стол и откинулся на спинку кресла.

— Мама всегда говорила, что, чтобы узнать, что такое жизнь, нужно поговорить с вами.

Легкая улыбка, обозначенная еле заметным движением губ, показала мне, что комплимент доктору понравился и он ждет, что я скажу ему что-то еще.

— Я совсем недавно узнала о трагедии, происшедшей с моей матерью. Не знаю, помните ли вы об этом — ну, то есть о том, что у нее умерла при рождении дочь и мама считает, что та не умерла, а жива. Сейчас моя мать находится в больнице, она серьезно заболела, но вплоть до недавнего времени она неустанно разыскивала эту дочь.

По мере того как я говорила, поза доктора Монтальво становилась все более напряженной, и этого не мог скрыть даже белый халат. Еще у него буквально на пару секунд изменилось выражение лица, но поскольку время для меня сейчас текло очень медленно — секунды казались минутами, — я легко уловила это изменение.

— И она ее нашла?

Я отрицательно покачала головой. Врач хлопнул ладонью по столу.

— Я говорил, чтобы она выкинула все это из головы. Я говорил это же твоему отцу. Мы что, все сумасшедшие? В таких случаях, как с твоей мамой, это самое худшее из всего, что может произойти. Пациент входит в состояние улитки, и тогда помочь ему очень трудно. Я не понимаю, почему она проигнорировала мой совет. Тебе необходимо убедить мать выкинуть все это из головы. Если ей сказали, что ее дочь умерла, — значит, она умерла. Во всем остальном нет никакого смысла, никакой логики.

— Вы полагаете, что предположение о том, что та девочка осталась живой, — всего лишь фантазии?

— Ну конечно же это всего лишь фантазии. Неспособность выносить тяжелые удары судьбы — признак психической незрелости человека.

Доктор разволновался и разговаривал громким голосом. Мне подумалось, что он, по крайней мере, отнесся к трагедии моей матери неравнодушно и что она зря перестала к нему ходить: возможно, если бы мама не прервала курс лечения, ее психическое состояние значительно улучшилось бы и она смогла бы наконец почувствовать себя счастливой. Я уже собиралась сказать, что она, возможно, все же последует его совету, но тут вошла Юдит, лицо которой прямо перекосилось от злости.

— Так я и думала, — сказала она, с ненавистью глядя на меня. — Я когда увидела, что вы не вернулись из туалета, сразу догадалась, что вы решили схитрить. Она проскочила к вам без очереди, доктор.

— Не имеет значения. Так даже лучше.

Я поблагодарила врача, взяла свой рюкзачок, который использовала вместо дамской сумочки, и направилась к выходу, думая при этом, что отец и доктор Монтальво придерживаются одного и того же мнения, но меня остановил раздавшийся за спиной голос Юдит:

— За прием у врача нужно…

— Я принесу деньги в ноябре, — сказала я в ответ, направляясь к двери.

Я вышла в коридор и быстро сбежала по лестнице. В жизни моей матери произошло трагическое событие, и все кому не лень пытались нажиться на ее горе. Воображаю, как сейчас злится эта Юдит! Я мысленно представила, как она помчалась по скрипучему паркету в кабинет психиатра и начала рассказывать о том, как гнусно я поступила. Я также представила, как доктор невнимательно слушает ее, размышляя о ситуации, в которой оказалась наша семья. Он ведь не был одним из тех черствых надзирателей в сумасшедшем доме, которых показывают в фильмах, и, наверное, в той или иной степени чувствовал боль, которую причиняли его пациентам их душевные раны.