Укол рапиры - [17]
— Отпускайте! — громко закричал Гоша вниз, позабыв о секретности запуска.
Веревка натянулась у них под рукой, задрожала, закачалась из стороны в сторону и замерла. И тогда они с благодарностью погладили ее и, не сговариваясь, полезли поближе к вершине, отодвигая колючие ветки и стряхивая рукавом с лица хвойные иглы.
— Не свалитесь! — прошептала Ира снизу, и оба услышали шепот, и каждый отнес ее беспокойство на свой счет.
Они перестали карабкаться, лишь когда сучья под ногами стали опасно прогибаться. Крепко вцепившись исцарапанными, липкими от смолы руками в ствол, они откинулись как можно больше назад и задрали головы.
— Какая высота, интересно? Метров сто?
— Поменьше. Веревка метров тридцать, ну и елка, наверно, пятнадцать.
— Двадцать-то будет. Значит, от земли все пятьдесят. Как двенадцатиэтажный дом! Тоже неплохо! Поехали обратно…
Как обычно, когда Гоша на следующее утро вышел из калитки и повернул голову направо, он увидел, как Женя приближается к пятому столбу от угла, к тому, на котором давным-давно висит объявление: «Пропала маленькая белая собачка…» Гоша подождал Женю, и они вместе пошли к школе. Нет, сначала не туда. Сначала оба ускорили шаг, не сговариваясь, свернули в переулок и вышли на Владимирскую. В этом месте улица изгибалась, и лесной опушки не было видно. Они побежали вперед — быстрей, еще быстрей, словно за ними гнались, выбежали на последний, прямой, участок улицы, что вел к лесу, резко остановились, поглядели вверх, потом друг на друга.
— Не та, наверно, елка, — сказал Женя. — Та левее была.
Пробежали до самого конца улицы, только чудом ни разу не споткнулись, потому что глаза их все время глядели на небо. Но по-прежнему в поле зрения не появилось ничего похожего на тарелку.
Да, ее не было! В этом они окончательно — убедились, когда вместе с улицей уперлись в лесную опушку и увидели ту самую стартовую ель, а над ней пустую синеву небес.
— Все, — сказал Гоша. — Оторвалась. Эх, я дурак, веревку взял тонкую. Боялся, видна будет. А привязали крепко, я помню.
— Не в этом дело, — утешил Женя. — Сейчас такие ветры, канат и тот не выдержит.
Они приблизились к стволу, поискали глазами остатки веревки, но не нашли.
— Ничего, — сказал Женя. — Запустим в третий раз. До трех все равно не считается.
В школьный вестибюль они вбежали минуты за две до звонка. У дверей стояла учительница географии, как будто встречала их. Чуть на нее не наткнулись.
— Живо в кабинет директора, — сказала она. — Вас давно ждут.
— Еще звонка не было, — сказал Женя. — Мы же не опоздавшие.
— Вас ждет Павел Федорович, — повторила учительница. — Там уже все в сборе.
В директорском кабинете было полно народу: несколько учителей, завуч, какие-то женщины, даже с маленькими детьми, дядя Федя Батурин — милиционер, секретарь поселкового Совета… «В чем дело? Зачем нас с Женькой позвали?» — подумал Гоша и в этот момент увидел Иру и Колоду. Хотел крикнуть: «А вы чего тут?», но помешал голос директора:
— Ну, рассказывай, как все произошло!
Наступило молчание. Гоша повернулся, чтобы посмотреть, кто на этот раз провинился, от кого требуют отчета, но вдруг понял, что все смотрят на него.
— А почему он один? — это был голос Иры. — Мы все одинаково. И, вообще, я не понимаю…
— Помолчи! — крикнул директор. — Ну, Гоша Панков, мы тебя внимательно слушаем. Как тебе пришло в голову сеять панику…
— Мы ничего не сеяли, — сказала Ира.
— Помолчи! — опять крикнул директор. — …сеять панику и вводить людей в заблуждение? Отвлекать от насущных, так сказать, задач… Нацеливать на несбыточное… Чудес на свете не бывает… И точка.
Гоша еще не совсем пришел в себя: столько народа, из-за чего?.. Да и тарелка ведь сорвалась? Откуда же они знают? И что он должен говорить?
За него ответила Ира.
— Вы не правы, — сказала она. — Почему «несбыточные»? Ничего еще не известно…
— С точки зрения сугубо научной, — сказал бородатый учитель физики, — такая вероятность есть.
— Мы не на симпозиуме, — прервал директор. — А Панков уже не маленький и нарушать общественный порядок… вот представитель милиции подтвердит. Слушаем тебя, Панков…
Гоша начал объяснять, но ему не дали. Сразу заговорили женщина с мальчонкой, милиционер Батурин, еще одна женщина, секретарь поселкового Совета. И директор, который с легкостью укрощал целый зал, набитый учениками разных классов, в этот раз ничего не мог поделать.
Женщина с внуком говорила, что уже и завчера, и надысь от соседок слыхала: запускают, значит, эти… как их… А кто, что, зачем — никому не известно…
Ее перебила другая рассказом о том, как прибегает к ней сегодня спозаранку соседка Верка и говорит: «Тетя Клава, началось! Над лесом висит! Большая и сверкает…» Она как поглядела — батюшки! — и к Варваре Петровне скорей: что делать? Может, окна закрыть?.. А потом к Трофимовне, к Кузнечихе… Вышли на проспект, тут как раз секретарь поселковый идет. Сначала не верил, потом поглядел — аж побледнел с лица…
— Не бледнел я, Степановна, — сказал секретарь. — Но вообще такие явления не каждый день приходится наблюдать.
— А похожа была на настоящую тарелку? — спросил Женя.
— Не знаю, я ж их никогда не видел. — И секретарь прибавил, что взял потом бинокль и как следует рассмотрел…
Сборник рассказов советских писателей о собаках – верных друзьях человека. Авторы этой книги: М. Пришвин, К. Паустовский, В. Белов, Е. Верейская, Б. Емельянов, В. Дудинцев, И. Эренбург и др.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От автораМожет быть, вы читали книгу «Как я ездил в командировку»? Она про Саню Данилова, про то, что с ним происходило в школе, дома, во дворе, в горах Северного Кавказа, в пионерском лагере…В новой моей книге «Кап, иди сюда!» вы прочтёте о других событиях из жизни Сани Данилова — о том, как он обиделся на своего папу и чуть не побил рекорд Абебе Бекила, олимпийского чемпиона по марафону. Узнаете вы и о том, что хотели найти ребята в горах Дагестана; почему за Ахматом приезжала синяя машина с красной полосой; в кого превратился Витя всего на три минуты; как Димка стал храбрецом, и многое, многое другое.«Ну, а кто же такой Кап?» — спросите вы.Конечно, это лохматый чёрно-пегий пёс.
Сборник рассказов Ю. Хазанова о том, какие истории приключались с псом Капом, с Вовой, и с Кирой-Кирюшей.
Продолжение романа «Лубянка, 23».От автора: Это 5-я часть моего затянувшегося «романа с собственной жизнью». Как и предыдущие четыре части, она может иметь вполне самостоятельное значение и уже самим своим появлением начисто опровергает забавную, однако не лишенную справедливости опечатку, появившуюся ещё в предшествующей 4-й части, где на странице 157 скептически настроенные работники типографии изменили всего одну букву, и, вместо слов «ваш покорный слуга», получилось «ваш покойный…» …Находясь в возрасте, который превосходит приличия и разумные пределы, я начал понимать, что вокруг меня появляются всё новые и новые поколения, для кого события и годы, о каких пишу, не намного ближе и понятней, чем время каких-нибудь Пунических войн между Римом и Карфагеном.
Продолжение романа «Черняховского, 4-А».Это, вполне самостоятельное, повествование является, в то же время, 6-й частью моего «воспоминательного романа» — о себе и о нас.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
Это книга о писателях и художниках, о том, как раскрываются неизвестные доселе, важные моменты творческих биографий, как разыскивают исчезнувшие шедевры отечественной культуры. Читатели узнают, почему Екатерина II повелела уничтожить великолепное творение архитектора Баженова, кто автор превосходного портрета опального Полежаева и о многом другом. Василий Осокин — автор повестей и рассказов о Ломоносове и Викторе Васнецове, о памятниках искусства.Для среднего и старшего школьного возраста.
Повесть написана и форме дневника. Это раздумья человека 16–17 лет на пороге взрослой жизни. Писательница раскрывает перед нами мир старшеклассников: тут и ожидание любви, и споры о выборе профессии, о мужской чести и женской гордости, и противоречивые отношения с родителями.
Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.
Эта книга — сплав прозы и публицистики, разговор с молодым читателем об острых, спорных проблемах жизни: о романтике и деньгах, о подвиге и хулиганстве, о доброте и равнодушии, о верных друзьях, о любви. Некоторые очерки — своего рода ответы на письма читателей. Их цель — не дать рецепт поведения, а вызвать читателей на размышление, «высечь мыслью ответную мысль».