Укол мафии - [13]

– Нет, не надо. Не сейчас. Не сейчас.

А поскольку все норовили запечатлеть поцелуй именно на его руке и отвесить поклон именно ему, на этом все и закончилось. Тут подкатили пять лимузинов – за десять минут до того их наняли в пяти различных местах – и все в них быстро разместились.

Доминик Верильо сел в первый, самый почетный автомобиль, естественно, вместе с Пьетро Скубичи – приятным седым джентльменом из Нью-Йорка, одетым в помятый костюм и белую рубашку с завернувшимся кверху воротничком, – его жене было уже за семьдесят и зрение начинало ей изменять.

Пьетро Скубичи был главой всех мафиози в Нью-Йорк Сити и в течение полутора дней мог бы, возникни у него такое желание, выложить восемьдесят два миллиона долларов наличными в бумажных пакетах. Но в данный момент у него на коленях в мятом бумажном пакете лежал жареный перец на случай, если Доминик Верильо пожелает провести совещание в ресторане. Скубичи не любил расплачиваться в ресторанах Нью-Йорка, потому что «они все время вздувают цены». То, что и он отчасти был тому виной, во внимание не принималось. Это деньги «входящие». А расплачиваться – деньги «исходящие». Посему он и прибыл с собственной едой. Рядом с ним на заднем сиденье расположился Франсиско Сальваторе – помоложе Скубичи, лет сорока с небольшим, в костюме от Кардена, плавные и изящные линии которого, казалось, ничто не может нарушить. У него была пышная, словно лепная, шевелюра, ногти с маникюром, очень загорелое лицо. Зубы – белые, ровные, безупречные. Ему часто говорили, что если бы он захотел, то легко стал бы киноактером. Но он не захотел: в его возрасте получать столько, сколько зарабатывают Рок Хадсон или Джон Уэйн, означало потерю в деньгах.

Кстати, денег он с собой не носил: даже купюры портили бы линию костюма. Почтенный Скубичи, повернувшись к нему в ходе беседы, нечаянно задел сальным пакетом брюки Сальваторе, и на них осталось темное пятно. Салваторе сделал вид, что ничего не заметил. Но даже в самолете, на обратном пути в Лос-Анджелес, он продолжал чертыхаться и успокоился только тогда, когда снял костюм и выбросил его.

Справа от Скубичи сидел Филемано Палмуччи – или «Толстяк О'Брайен» – с огромной головой на мощной шее, которая незаметно перетекала в столь же мощный торс. Вся эта гора мяса была увенчана серой мягкой шляпой на два размера меньше, чем нужно.

Толстяк О'Брайен ни разу не улыбнулся, он смотрел, не оборачиваясь, вперед, словно сосредоточившись на переваривании собственных внутренностей. Он был из Бостона.

Впереди, конечно же, сидел Доминик Верильо, который и собрал всю компанию. Он сидел в пол-оборота к тем, кто ехал на заднем сиденье – так было и вежливо, и душевно. Его лицо могло бы украсить обложку журнала «Бизнес менеджмент», хотя говорил он гораздо эмоциональней, чем пристало бизнесмену, и размахивал руками. В нем было куда больше человеческого, чем в похожих на ходячие трупы высших правителях Америки.

– Надеюсь, вы в добром здравии, – сказал Доминик Верильо.

– В добром, – ответил Пьетро Скубичи, у которого было право отвечать первым, – и моя жена здорова, только теперь она видеть стала плохо.

– Очень жаль, Пьетро.

– Жизнь есть жизнь, дон Доминик, – сказал Скубичи, – начинаешь слабым и слепым и кончаешь таким же. Не я создавал жизнь.

– Вы бы создали ее получше, дон Пьетро, – сказал Франсиско Салваторе, демонстрируя белые зубы.

– Франсиско, жизнь создал Господь. Никто не сделает ее лучше. Или хуже, – заключил Пьетро Скубичи.

Почему-то жирный пакет с жареным перцем не пачкал его темного костюма.

– А как вы поживаете? – спросил Верильо у Франсиско Сальваторе.

– Прекрасно, благодарю, дон Доминик. И жена прекрасно, и дети. Прекрасна жизнь под солнцем. Приезжайте к нам как-нибудь.

– Приеду, – ответил Доминик Верильо, – приеду.

– И у меня все хорошо, дон Доминик, – вступил в разговор Толстяк О'Брайен.

– Очень хорошо! Самое главное – здоровье. Здесь у нас во всей округе стоят чудесные деньки. Хорошая погода – стало быть, будет хорошее вино.

– А хорошее вино делает хорошую погоду, – сказал Пьетро Скубичи и улыбнулся.

Все улыбнулись заодно с ним.

Вот так они болтали в нанятых авто о здоровье, погоде и семье. Беседа потекла в ином, более важном русле, когда Гуглиельмо Марконне, он же «Эпплз Доннелли», сказал Витторио Паллеллио, «что на Майями-Бич не найдешь хорошей отбивной». Они сидели в четвертой по счету машине. Гуглиельмо Марконне был из Дулута, а Витторио Палледлио – из Майами-Бич.

– Нет, у вас хорошие бифштексы, – сказал Витторио Паллеллио. – Вы, наверное, не там искали.

– Именно там, дон Витторио.

– А я говорю, не там, Гуглиельмо.

– Я заглядывал в «Бока дель Соль».

– В «Бока дель Соль» нет хороших бифштексов.

– Еще я был… как называется это место, похожее на магазин подержанной мебели?

– Весь ваш город такой, Гуглиельмо.

– Мне и там не повезло. И в «Бока дель Соль» тоже.

– В «Бока дель Соль» нет хороших бифштексов.

– Я знаю. Мне там подали очень плохой.

Так болтали представители Далласа, Нового Орлеана, Чикаго, Рочестера, Портленда, Канзас-сити, Кливленда, Колумбуса, Цинциннати, Луисвиля, Денвера, Феникса, Норфолка, Чарлстона, Лас-Вегаса, Сан-Франциско, Филадельфии и Уиллинга.