Укок. Битва Трех Царевен - [146]

В Париже было одиннадцать ночи. В госпитале Леннека, на рю де Севр, все еще зашивали искромсанное осколками лицо Марики Мерди — это была уже третья операция, женщина осталась жива, хотя врачи не давали гарантии, что отныне она будет ходить и видеть.

Из отеля «Ritz» увезли в черном мешке труп коридорного, убиравшего номер-люкс на третьем этаже, недавно покинутый парой из Ливана. Говорили, вороват был коридорный, любил шариться по чемоданам постояльцев, вот Бог и приметил его. А умер он странно: вдруг перестал дышать, хотя горло его осталось чистым.

В издательстве «Ad Libitum», на улице Шампобер, кипела работа в корректорском отделе. Не считаясь с профсоюзными требованиями об охране труда, готовили к изданию очередную серию «SIMOfores», состоящую из произведений наиболее популярных русских философов. Утром сотрудники, знавшие крутой нрав Майбаха, готовились терпеливо выполнять недавний приказ: выпрыгивая из машин, снимать в холле обувь с правой ноги и погружать ее в почти ледяную воду, добытую из глубокой скважины на Марне.

Входила в свою дешевую квартирку в «социальном ломе» Нанси комиссар полиции Ву Линь, мечтая только об одном: залезть в душ, чтобы смыть сальность потных тел, побывавших на ней за эти недолгие четыре часа в борделе.

Брал за локоть нежного Пяста, поляка Алеся Радзивилла, одинаково охотно спавшего и с женщинами, и с мужчинами, высокопоставленный чиновник Департамента полиции Иль-де-Франс Аристид Неро. В эту ночь они сняли для утех роскошный номер в отеле «Император» неподалеку от Вандомской площади.

В Новосибирске, находящемся на одной долготе с Дели, было три ночи. Самое время сна. И многие, действительно, спали.

Спала Юлька, вцепившись в Андрея, как в спасательный круг, вплетясь в него ногами, руками, приникнув к щеке. А над входной дверью их квартиры мерцала дешевая сувенирная подкова «щастья» из пластика, посылая от встроенного в нее передатчика равномерные сигналы радиомаяка в ночной эфир. Если бы только кто-то с повышенной степенью магических способностей подошел к двери, подкова бы взвилась тревогой. Но все было тихо, и она, можно сказать, тоже дремала.

Спала в своей общежитской комнате Людочка. Тело ее еще потряхивало последним возбуждением мандрагоры. Девушка ворочалась в кровати, переживая почти наяву безумные фантазии плотских утех Принцессы с сильными, прекрасно сложенными обнаженными юношами. В пятистах метрах от нее Ирка, спящая в маленькой комнатке, видела сон о том, как ее башибузуки, уже выросшие и стройные, увозят ее, лохматоседую и беззубую, на инвалидной коляске в дом престарелых. Это был ее постоянный страх, приходивший каждую ночь. Скоро она проснется от него с криком, пойдет на кухню и, стоя голой у окна, будет жадно пить воду, стуча зубами по стакану.

Спали Мирикла и Патрина — наконец вместе, тоже обнявшись, в постели приюта Святой Терезы, в отдельной комнате с цветком вербены на окне. Спали просто, без сновидений, ибо и так много чего было у них в последние дни, чтобы беспокоить мозг мыслями об этом еще и во сне.

А сестра Ксения спала на втором этаже (она была дежурной), содрогаясь от одной мысли о своей наготе под ночной рубашкой из плотного шелка, четко контролируя свой чуткий сон и неторопливо размышляя, отчего именно ее Господь призвал для выполнения этой миссии — спасения последней Цыганской Царевны на этой земле.

Примерно такие же мысли владели сейчас спящими в таборе цыганом Лойко и бабой Санной. Но владели по-разному, в меру их житейской мудрости. Да только сестра Ксения этого не знала.

Спал Медный, допивший водку со Шкипером и Лис. Спал не раздевшись, на полу. А на его постели жарко дышала Лис, и слышался шепот Шкипера: «Ну, давай… давай же! Не услышит, он спит! Ну, иди сюда». Медный лежал, не шелохнувшись, разбуженный этой возней, и думал.

Спал Пилатик, обнимая Марину, недовольную его все частыми отлучками. Не такой она представляла себе жизнь большого чиновника, следователя по особо важным делам Генпрокуратуры. Но время было спать, а не выяснять отношения, — вот она и спала.

Спала Верка, думая о том, зачем ей недавно звонила эта толстуха в очках из «Лаборатории». И Тятя-Тятя, проживавшая одна в снятой комнатке, тоже спала, видя сон, как она все-таки отнимает у воровки пятисотку и наставляет ее на путь истинный. Им было суждено скоро встретиться, и встреча эта не сулила ничего хорошего — ни той, ни другой.

Спал Алехан в отдельной комнате. Спал плохо, ворочаясь и думая об одном: где взять нормальную няню. Перед его глазами вставал облик жены, ее всегда спокойные глаза и бескровные губы. Ими она шептала: «Няня, няня…»

Спали пьяным сном сантехники Виссарион и Ванятка; беспокойным — грузины Вано и Резо в пустынном особняке; спали Данила, Соня, Иван, Камилла, Диман. А Су Ян не спала, сидела на кухне в своей однокомнатной квартирке и вышивала. Не могла она заснуть, какая-то тревога давила ее небольшую грудь, и она думала: почему недавно в ее уста вложили чужие слова, и язык покорно повторил их?

Не спал и полковник Заратустров. Он стоял в своем кабинете с четвертой по счету сигарой, роняя пепел на ковер, и фломастерами рисовал на новом ватмане, укрепленном на стену, линии, помечая их: «Гаспар», «Мельхиор», «Валтасар». Последняя была помечена пунктиром. А ниже полковник нарисовал три звезды, которые и обозначил названиями отдельных частей операции «Корзина»: «Ассасинка», «Цыганка», «Шаманка». Полковник был стар, дома его не ждал никто, и поэтому он, замерев с фломастером, подолгу глядел в белизну ватмана, думая, что этим линиями суждено сплестись вскоре воедино. Но как? Каким образом?! Этого он не знал.