Уинтер-Энд - [59]

— Он был убийцей, Алекс, — говорит Дейл. — Приходился он тебе братом или нет, не важно. Ты поступил правильно.

— Да, наверное, — отвечаю я, глядя на разбрызгивающие грязную воду встречные машины. И поворачиваюсь к Дейлу: — Как ты думаешь, почему Ник и я выросли такими разными? Он негодовал из-за таких вещей, о которых я ничего не знал. И все же я не думаю, что мог бы стать таким, как он. А ведь мы выросли в одном городе, и отец у нас один. Не понимаю.

Он пожимает плечами:

— Ты не у того спрашиваешь. Просто будь благодарен за то, что ты — не он.

— Да, наверное.

Джемма появляется в больнице, когда врачи обрабатывают мои раны. Она почти ничего не говорит — наверное, понимает, что я сам ей все расскажу, если мне захочется, — просто сжимает мои ладони и кладет голову мне на плечо. Она говорит тихо, ласково, и каким-то образом ей удается развеять мою меланхолию.

Потом ко мне заглядывает и Дейл, он хочет, чтобы я ответил на несколько его вопросов и заполнил типовые документы, которые посылаются в управление главного прокурора штата всякий раз, как кому-нибудь из полицейских приходится применить оружие. Я обещаю сделать это завтра, Дейла мое обещание более чем устраивает. Вообще он так и сияет от счастья, — полагаю, это из-за того, что ему удалось закрыть дело об убийстве Ламонд без помощи другого полицейского управления или агентства. Надо полагать, его репутация в округе резко пошла в гору — и хорошо, я к нему никакой зависти не испытываю.

Джемма отвозит меня к себе, и я засыпаю едва ли не в тот миг, когда она укрывает меня одеялом.

На следующее утро я еду в Уинтерс-Энд, чтобы забрать свои вещи и распрощаться с «Краухерст-Лоджем», — одна только мысль об этом доставляет мне редкостное удовольствие. С сумкой на плече я в последний раз спускаюсь по лестнице в холл. За стойкой никого, как обычно, нет. И я, вместо того чтобы вызвать портье звонком, подхожу к стене позади стойки и толкаю ее, совершенно не представляя, что может меня за ней ждать.

Я вижу узкую комнату, наполненную документами, начинающими покрываться плесенью гроссбухами и какими-то написанными от руки заметками. В дальнем ее конце стоит стол, на нем — старенький переносной телевизор, электрический чайник и огромная коллекция кофейных чашек и баночек с сухим молоком. В комнате пахнет какой-то кислятиной.

Управляющий отелем сидит перед телевизором и смотрит сериал «Чертова служба в госпитале МЭШ».

— Что вам здесь нужно? — спрашивает он, явно испуганный моим появлением. — Постояльцам сюда нельзя.

— Мм… я съезжаю. Пошлите счет в управление шерифа, там его оплатят. — Я бросаю взгляд на телевизор. — Вы так его каждый день и смотрите, с утра до вечера?

— Не всегда одну и ту же программу, — отвечает он так, точно это все объясняет. Хотя, может быть, и объясняет. — А вам какое дело?

— Да просто… нет, никакое. Ну я пошел.

Выйдя из отеля, я вижу, что тучи рассеялись, снова светит солнце. Деревья вокруг парковки сияют свежей, подрагивающей листвой. Я доезжаю до шоссе, поворачиваю на юг. Уинтерс-Энд выглядит повеселевшим, мне кажется, что и людей на его улицах стало больше. Трудно сказать, действительно ли это так или я просто по-другому смотрю на город.

Проехав почти полгорода, я вижу на улице Софи Донеган, черные волосы ее поблескивают на солнце. Я торможу рядом с ней, опускаю стекло.

— Привет, — говорит она, приподнимая в улыбке уголки накрашенных темной помадой губ.

— Привет. Если вам все еще охота выбраться отсюда, то я, скорее всего, уеду в следующий уик-энд.

— Да, я слышала, все закончилось. Говорят, вы застрелили того типа.

Я киваю:

— Застрелил. Не могу, правда, сказать, радует меня это или нет. Так хотите вы уехать отсюда?

— Нет. Я решила остаться здесь до окончания школы и на летние каникулы. Ну а осенью начну учиться в университете.

— Да? В каком?

Улыбка ее становится лукавой.

— В Бостонском, — говорит она. — Так что мы, наверное, еще увидимся, Алекс.

Она чмокает меня в щеку и уходит, помахивая ладошкой над плечом и лишь один раз оглянувшись на меня. Я отъезжаю от бордюра. Воспоминания о прежнем Уинтерс-Энде еще шевелятся в моей памяти, но уже не так, как неделю назад, когда я только-только вернулся сюда. Теперь улицы представляются мне просто рядами домов, а люди — обычными жителями обычного городка. Прошлое больше не вторгается в настоящее.

Неделя у меня уходит на заполнение документов, связанных с убийством Николаса, а Дейл тем временем увязывает воедино последние спутанные нити дела. Во вторник полиция штата объявляет об аресте Артура Тили, аптекаря, который, выполняя указания доктора Валленса, подменил мое лекарство. Он раскалывается на первом же допросе, признается в подмене таблеток, в том, что помогал доктору Валленсу торговать наркотическими веществами, на которые тот выписывал рецепты, в собственном пристрастии к морфию, во всем. Думаю, если бы на него поднажали, он признался бы и в убийстве Джона Кеннеди.

Попытки управления отыскать следы других сотрудников «Святого Валентина» начинают приносить кое-какие плоды. Сара Деккер, ставшая после замужества Сарой Виер, обнаруживается в списке пропавших без вести, — ее муж подал заявление о пропаже четыре года назад. Судьба Дориана Блайта остается загадкой. Может быть, я и ошибаюсь, но, по моим представлениям, тела обоих закопаны где-то или лежат на дне какой-нибудь реки либо озера. Обнаруживается и пара давних воспитанников «Святого Валентина», и то, что они рассказывают о своей жизни в этом детском доме, попадает на первые страницы газет. О моем родстве с Мэтью ни одна газета не упоминает — спасибо Дейлу.