Уинтер-Энд - [16]

Покончив с завтраком, я покидаю тихую столовую и выхожу на улицу. День солнечный, но по небу бегут мелкие облака, отбрасывая серые тени. От этого зеленые склоны далеких гор кажутся насупленными, словно сердятся на меня за какую-то провинность, о которой я не догадываюсь.

Выезжая с парковки на улицу по гравийной дорожке и вслушиваясь в привычное, успокоительное урчание мотора, я замечаю темноволосую девушку. Ей лет семнадцать-восемнадцать — короткая стрижка, опрятная яркая одежда. Девушка провожает взглядом мой «корвет» и продолжает смотреть ему вслед, пока не становится маленькой и почти неразличимой в зеркальце заднего обзора. Обычная провинциальная девчушка, зазевавшаяся на странную машину из тех, что встречаются только в больших городах.

Возможно, из-за усталости, машину я веду медленнее обычного. Приближаясь к Хоултону, я проезжаю место убийства. В нескольких сотнях ярдов за ним снова начинается лес, влево от шоссе ответвляется поросший травой проселок, уводящий к густому подлеску с корявыми пнями. На дальнем конце проселка маячит силуэт здания, до него отсюда около полумили. Дом Уэйда, впоследствии детский дом «Святой Валентин». Интересно, заглядывали в него Дейл и криминалисты? Не забыть бы спросить его об этом.

Пока я качу по 212-му шоссе на восток, справа и слева от меня расстилается девственный лес, покрывающий покатые холмы. Затем лесная зона кончается, и взору открываются просторы — зеленые пастбища и пашни, по которым я еду еще с полчаса, прежде чем оказываюсь в Хоултоне. Я оставляю машину на стоянке Высшего суда и пешком направляюсь в районную больницу, чтобы повидаться с доктором Джеммой Ларсон, проводившей вскрытие тела Анджелы Ламонд.

Морг расположен в самой глубине больницы, в том ее углу, куда пациенты обычно не заглядывают. По крайней мере живые. Я прохожу через двойные алюминиевые двери и попадаю в кабинет с парой столов, компьютерами, шкафчиками и кофеваркой. Второй комплект дверей ведет в просторное помещение — вдоль одной стены стоят холодильники с выдвижными ящиками, на которых значатся имена и номера, вдоль трех других — препараторские столы. За одним из окон, глядящим в собственно морг, я вижу женщину в белом халате, она осматривает новые бренные останки, добавившиеся к ее коллекции. Я стучу по стеклу, она поворачивается и взмахом руки предлагает мне войти.

Я отступаю на пару шагов, чтобы пропустить двух санитаров, катящих к холодильникам тело пожилого мужчины. Один из них увозит пустую каталку, и доктор Ларсон поворачивается ко мне. У нее высокие скулы, глаза, похожие на полированный нефрит, и светлые, увязанные в хвостик волосы. Высокая, худощавая, красивая, с тонким эльфийским лицом. Думаю, она года на три-четыре моложе меня.

— Вы, должно быть, мистер Рурк, — говорит она, окидывая меня таким же быстрым изучающим взглядом, каким только что окинул ее я. И протягивает мне руку, которую я пожимаю. — А я Джемма Ларсон.

— Называйте меня Алексом, доктор Ларсон.

— Джемма, — говорит она и улыбается. — Чем могу быть полезна?

— Меня интересует убитая несколько дней назад Анджела Ламонд. Скажите, когда вы осматривали ее, вы взяли соскобы из-под ногтей пальцев ног — или ограничились руками? Насколько я знаю, ногами медэксперты обычно не интересуются.

С секунду она смотрит в пространство, потом говорит:

— Точно не помню. Пойдемте в мой кабинет, я посмотрю сделанные тогда записи.

Я следую за ней в смежную комнату, мы подходим к одному из компьютеров.

Посмотрев на экран, она говорит:

— Да, пальцами ног я тоже занималась. Две крошки покрытого гудроном гравия, почти наверняка попавшие под ногти с поверхности шоссе, больше ничего. Могли быть и другие следы, но их вымыло дождем.

Я киваю.

— А какие-нибудь вмятинки на подошвах ступней, говорящие о том, что она шла босиком по дороге?

— В моих заметках о них ничего не сказано, но я, собственно говоря, подошвами особо и не интересовалась. — Джемма хмурится. — Дорога была мокрая, так что какие-то вмятинки наверняка могли появиться, как у человека, вышедшего из-под душа. Я посмотрю еще раз. На подошвах могли остаться и проколы от мелких камней.

— Хорошо, а токсины в крови? — спрашиваю я, а затем смущенно улыбаюсь. — Простите, я, наверное, взял слишком официальный тон. Плохо спал этой ночью. Обычно со мной дело иметь легче.

Джемма одаривает меня мгновенной улыбкой, затем отворачивается к экрану компьютера.

— Это не редкость, — говорит она. — У меня тоже с утра такое бывает. Похоже, при лабораторном анализе в крови ничего странного обнаружено не было.

— Черт. Очередная хорошая теория отправляется в мусорную корзину.

— Дайте мне номер вашего телефона, я позвоню, как только осмотрю ступни еще раз, — говорит она, отрываясь от экрана.

— Вы часто работаете по воскресеньям?

Она пожимает плечами, кончиками пальцев отводит за ухо прядь волос:

— Вообще-то я работаю в разные смены, но, если в больнице случается запарка, выхожу и в воскресенье.

— Не очень это приятно, верно?

— Не знаю, во всем есть свои плюсы. — Она встречается со мной взглядом, но быстро отводит глаза в сторону и говорит: — Так или иначе, дайте мне ваш номер.