Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы - [68]
Капулетти
Синьора Капулетти
Капулетти
Монтекки
После этой стычки и гневной речи герцога, запрещающей кровопролитие на улицах города, отец Джульетты говорит слова, ускользающие от внимания читателей, однако проливающие новый свет на «кровавый раздор»: «Мы оба одинаково с Монтекки / наказаны; и думаю, нетрудно / Нам, старым людям, было б в мире жить». Самое важное, что синьор Капулетти не питает ненависти и к юному Ромео и на празднике красноречиво дает понять задире Тибальту, что не собирается превращать свой дом в арену для очередного кровавого побоища.
Его останавливают не только запрет герцога и стремление соблюсти правила гостеприимства, но и искренняя симпатия к достойному юноше хоть и враждебного, но благородного рода (который при этом явился без приглашения и у него на глазах флиртует с его дочерью):
Пафос противостояния двух семейств заметно снижается и ссорами слуг, которые невольно пародируют хозяйские раздоры: люди из народа, привыкшие подчиняться нанимателям и вынужденные разделять их симпатии и антипатии, при этом не могут уразуметь ни причину, ни смысл этой давней вражды и перетолковывают ее на свой лад, превращая в балаганную потасовку. Кормилица, с ее житейским цинизмом и навязчивым, хоть и по-детски простодушным отношением к вопросам пола и брака, игнорирует непреодолимый барьер между своей воспитанницей и ее возлюбленным, оценивая последнего исключительно с точки зрения наличия мужских качеств и экстерьера, как оценивают товар опытные барышники:
«Нельзя сказать, чтобы выбор твой был удачен; не умеешь ты разбираться в людях. Ромео… Нет, я бы его не выбрала… Правда, лицом он красивей любого мужчины, а уж ноги – других таких не найти. А плечи, стан – хоть об этом говорить не полагается, но они выше всяких сравнений. Нельзя сказать, что он образец учтивости… но ручаюсь – кроток, как ягненочек.
Ну, иди своей дорогой, девушка, и бойся Бога». Не разделяя вкусов воспитанницы, она при этом далека от осуждения ее выбора или стремления как-то защитить интересы хозяев. Любовь двух юных, красивых и чистых существ она считает естественной и готова по мере сил оказывать ей помощь.
Благословляет этот союз и Церковь в лице брата Лоренцо: «Все, что возможно, я для вас устрою: От этого союза – счастья жду, / В любовь он может превратить вражду». Лоренцо показан в пьесе не только как представитель духовной власти. В его образе сочетаются черты ренессансного ученого, натуралиста – и одновременно алхимика, стремящегося проникнуть пытливым умом в тайны природы ради блага человечества. Он далек от навязанных обществом стереотипов и ограничений и стремится разгадать суть вещей и явлений.
Сцена за сценой Шекспир развенчивает представление о непреодолимой бездне между двумя семействами: власть небесная (в лице Лоренцо) и земная (герцог), голос просвещенного разума (тоже Лоренцо) и глас народа (слуги, Кормилица), и даже сами старейшины кланов жаждут прекращения войны и готовы одобрить и благословить союз двух влюбленных. Почему же раздор не прекращается, а продолжает собирать свою кровавую жатву на улицах Вероны? Может быть, молодое поколение враждующих семей горит желанием продолжать противостояние? Однако самому Ромео не до сражений, он вечно занят сердечными заботами; его друг и родственник Бенволио, миротворец и резонер, лишен агрессии и постоянно пытается удержать драчунов от стычек[224].
Парис, чье имя красноречиво свидетельствует о куртуазной природе его образа – «красавчик», «лучший цветок в цветнике Вероны», «книга без обложки», – как и Ромео, не интересуется вопросами междоусобицы и лишь поддакивает потенциальному тестю по поводу примирения с Монтекки: «Достоинствами вы равны друг другу, / И жаль, что ваш раздор так долго длится» (примечательно, что Парис дистанцируется от ссоры, называя его «вашей», хотя в пьесе фигурирует как родственник Капулетти).
Меркуцио и Тибальт, зачинщики и жертвы кульминационной уличной стычки, не отличаются миролюбием, однако они представляют не столько враждующие дома (Меркуцио вообще родственник герцога), сколько самих себя, то есть определенный типаж, характерный и для других произведений Шекспира. Меркуцио – шут, зубоскал, циник и гедонист, глумящийся над романтическими чувствами Ромео и воспевающий фею иллюзий – царицу Маб. Он являет собой характерный тип трикстера – зачинщика любых раздоров, противника скуки и однообразия. Тибальт – другая вариация того же амплуа, это задира, дуэлянт, бретёр, «огненный» холерик. Он самый рьяный защитник чести Капулетти, однако правда в том, что ему безразлично, за что сражаться и кого задирать на улицах Вероны. Если Меркуцио – дух карнавала, дружеской пирушки, розыгрыша, то Тибальт – «кошачий бог», задира, Марс и Эрида в одном лице, воплощение немотивированной агрессии. При этом оба они лишь рядовые, расходный материал в этой войне, но не ее стратеги и полководцы – они лишь подчиняются многолетней инерции вражды, которой ничего не могут противопоставить.
Искусство рассказывать страшные истории совершенствовалось веками, постепенно сформировав обширный пласт западноевропейской культуры, представленный широким набором жанров и форм, от фольклорной былички до мистического триллера. В «Четырех лекциях о литературе ужасов» Оксана Разумовская, специалист по английской литературе, обобщает материал своего спецкурса по готической литературе и прослеживает эволюцию этого направления с момента зарождения до превращения в одну из идейно-эстетических основ современной массовой культуры.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
В авторском курсе Алексея Васильевича Лызлова рассматривается история европейской психологии от гомеровских времен до конца XVIII века, то есть до того момента, когда психология оформилась в самостоятельную дисциплину. «Наука о душе» раскрывается перед читателем с новой перспективы, когда мы знакомимся с глубокими прозрениями о природе человеческой души, имевшими место в течение почти двух тысяч лет европейской истории. Автор особо останавливается на воззрениях и практиках, способных обогатить наше понимание душевной жизни человека и побудить задуматься над вопросами, актуальными для нас сегодня.
В книгу петербургского филолога Е. И. Ляпушкиной (1963–2018) вошло учебное пособие «Введение в литературную герменевтику» и статьи, предлагающие герменевтическое прочтение текстов Тургенева, Островского, Достоевского.
Революция 1917 года – поворотный момент в истории России и всего мира, событие, к которому нельзя оставаться равнодушным. Любая позиция относительно 1917 года неизбежно будет одновременно гражданским и политическим высказыванием, в котором наибольший вес имеет не столько беспристрастность и «объективность», сколько сила аргументации и знание исторического материала.В настоящей книге представлены лекции выдающегося историка и общественного деятеля Андрея Борисовича Зубова, впервые прочитанные в лектории «Новой газеты» в канун столетия Русской революции.
«Изучая мифологию, мы занимаемся не седой древностью и не экзотическими культурами. Мы изучаем наше собственное мировосприятие» – этот тезис сделал курс Александры Леонидовны Барковой навсегда памятным ее студентам. Древние сказания о богах и героях предстают в ее лекциях как части единого комплекса представлений, пронизывающего века и народы. Мифологические системы Древнего Египта, Греции, Рима, Скандинавии и Индии раскрываются во взаимосвязи, благодаря которой ярче видны индивидуальные черты каждой культуры.