Уильям Оккам - [3]

Однако утверждение гегемонии церкви было сложным и длительным историческим процессом. Полная идеологическая победа и всевластие давались ей нелегко, никогда не были абсолютными, а к XIV в. кульминация господства церкви осталась позади. Этому ослаблению церковного диктата способствовали и блестящие памфлеты Уильяма Оккама.

Ф. Энгельс писал: «Догматы церкви стали одновременно и политическими аксиомами, а библейские тексты получили во всяком суде силу закона ...это верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности было в то же время необходимым следствием того положения, которое занимала церковь в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя» (5, 360—361). О зависимости средневекового естествознания от тогдашней теологии Энгельс специально говорит в «Диалектике природы» (см. 6, 347). Лишь в связи с преодолением этой зависимости в эпоху Ренессанса можно, по его мнению, говорить о начале действия закона ускоренного развития науки (см. там же, 347—348).

Ф. Энгельс метко охарактеризовал существо духовной супремации церкви в эпоху феодализма. Не случайно поэтому схоластика стала служанкой богословия. Однако было бы заблуждением считать, что ею не обсуждались серьезные философские проблемы, хотя и прикрытые зачастую теологической оболочкой. Философский аспект был присущ уже трем основным проблемам того времени (IV—V вв.), которое можно считать преддверием схоластики.

Первая проблема была сформулирована на сугубо теологическом языке и касалась вопроса о троичности божества. Она послужила одним из источников для возникновения философской проблемы универсалий (понятий высоких ступеней абстракции) и в определенном смысле провоцировала размышления о соотношении категорий единичного, частного и всеобщего. Вторая проблема, христологическая, формулировалась как вопрос о том, был ли Христос богом. Дискуссии вокруг нее способствовали постановке вопроса о соотношении бога, мира и человека, а в конечном счете об отношении общества к личности и личности к обществу. Третья проблема, антропологическая, ставила вопрос, может ли человек «спастись» сам независимо от помощи со стороны церкви, и была тесно связана с категориальным вопросом о соотношении свободы и необходимости. Оккам утвердительно отвечает на этот вопрос. Кроме того, философскими аспектами, несомненно, обладали проблемы «доказательств» существования бога, отношений разума и веры, а также структуры бытия, проблемы добра и зла, «сотворения» мира и «бессмертия» души.

Консолидации и оформлению схоластики способствовало отсутствие языкового барьера, столь характерного для философской жизни XVIII—XX вв. Все схоластики независимо от того, где они родились, выросли и трудились, пользовались в научных трудах и преподавании, как правило, латинским языком. Латынь выступала в роли международного языка науки и обучения на протяжении всего классического средневековья и эпохи Ренессанса, почти до середины XVIII в., хотя эта ее роль и начала ослабевать в XVII в. Оккам великолепно владел латинским языком; многие его сочинения являются записями его лекций. При этом процедура проведения лекций была весьма своеобразной: средневековый «профессор» читал книгу с кафедры, перемежая прочитанное комментариями.

Неотъемлемым элементом схоластического образования в университетах были диспуты, организация которых способствовала развитию теории и практики проведения дискуссий. Для получения ученой степени по окончании обучения студент был обязан принять участие в таком публичном диспуте: студент выставлял определенные тезисы, ему предлагались возражения, он должен был на таковые ответить и т. д. Эта процедура была принята и в Оксфордском университете, где учился Оккам, который по праву стяжал себе славу великолепного диспутанта. Диспуты протекали в очень напряженной эмоциональной атмосфере и нередко заканчивались столкновениями с применением физической силы.

К моменту выхода Оккама на философскую арену средневековья официальная схоластика достигла апогея в двух крупнейших школах XIII в. — томистов, объединившихся вокруг доктрины Фомы Аквинского, и скотистов, следовавших Иоанну Дунсу Скоту и придерживающихся противоположных томистам взглядов.

Томисты, неадекватно интерпретируя Аристотеля, попытались завершить процесс христианизации перипатетизма. Они яростно ополчаются против материалистического истолкования аристотелизма у аверроистов. Сам Фома Аквинский около 1269 г. вступает в исключительно резкую по тону риторическую, литературную полемику с последователями Аверроэса (Ибн-Рушда) в Парижском университете. Острие полемики он направил против тезисов своих оппонентов о вечности мира, смертности индивидуальной души, против монопсихизма и утверждения о том, что бытие (esse) не может быть неким придатком к сущности (essentia). Спор Фомы Аквинского с главой аверроистов Сигером Брабантским советский историк философии А. В. Сагадеев справедливо характеризует как выдающееся событие в интеллектуальной жизни XIII в. (38, 148—152).

В многочисленных новых понятиях и различениях позитивной части своего учения Фома буквально утопил суть аристотелизма. Достаточно сказать, что в составленном в 1949 г. словаре к полному собранию его сочинений половина специальных терминов (как отдельных слов, так и словосочетаний) относится к теологии, а остальные — к философии (67). В конечном счете Фома, как известно, подчиняет знание вере.