Уикэнд - [4]
— Пить меньше надо!
Нина Львовна ничего ему не ответила, но всхлипнула: «Сам, наверное, пьяница, рожа-то какая красная».
В автобус Нина Львовна втиснулась с трудом, уцепившись одной рукой за поручень, а другой прижимая к себе мешок, из которого торчали шесть желтых костистых лап. На ступеньку, пытаясь сломать Нине Львовне позвоночник, взгромоздилась крепкая девчонка в оранжевом «петушке». Нина Львовна поддернула сумку. Девчонка на нижней ступеньке взорвалась:
— Да ты что мне своими лапами вонючими в нос тычешь?! Понаедут, деревенщина чертова, понабьют мешки — ни пожрать, ни в автобус сесть!
Нина Львовна все это выслушала и захотелось ей вдруг заорать во весь голос, что она непьющая, коренная ленинградка, что она закончила университет, что муж у нее без пяти минут кандидат наук, что никто не смеет с ней так обращаться. Но она не заорала — она вытащила из-под мышки зонт и изо всех сил два раза стукнула по оранжевому «петушку».
Девчонка взвизгнула, соскочила с подножки:
— Шизо! Предупреждать надо!
Наконец-то парадная! Кошками пахнет. Темно-зеленая краска на стенах облупилась. Дом!
В школе Нину Львовну относили к аристократии — у нее был муж и отдельная, светлая, чистая кооперативная квартира. Ванная с голубым кафелем. Кухонный гарнитур «Березка». Электрическая плита с грилем.
Нина Львовна ускорила шаг, каблуки застучали по лестнице почти весело. При-шла, при-шла! На площадке между этажами, в углу, сидел пьяный. Нина Львовна брезгливо посторонилась, подумав: «Тоже ведь чей-то муж!»
И тут взгляд ее привлек шарф, а потом грязная до неузнаваемости куртка и старые джинсы. Мама дорогая! Перед ней сидел Юрик! Нина Львовна бросила сумки, принялась трясти его. Вить по щекам. Тщетно!
В руке у Юрика Нина Львовна увидела свернутый трубочкой журнал. Развернула — яркая глянцевая обложка «Analitical Chemistry» — большая редкость. Не иначе как в библиотеке спер. На первой странице реклама. У Нины Львовны сжалось сердце. Вот они — рутениевые покрытия! В Германии ими чуть ли не кастрюли уже обрабатывают. А этот теоретик второй год ищет вакуумный насос и какие-то шланги!
Нина Львовна стукнула Юрика журналом по физиономии, заплакала. Юрик хихикнул и запел: «Солдаты любят про любовь…».
С пятого этажа спускался сосед Алик — Шуркин муж — с чемоданом. Он помог Нине Львовне доволочь Юрика до квартиры и усадить на стул в коридоре. Юрик приоткрыл глаза, узнал Алика, икнул, с трудом выговорил:
— Ну как тебе Шурка… с кофемолкой? — и мешком свалился на пол.
Алик, поморщившись, вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Нина Львовна зло пнула мужа в бок, взвизгнула: «Алкоголик!».
Потом устало опустилась на кухонную табуретку. В ушах звенело от страшного грохота — Марфуша ловила свой хвост в пустом ведре. «Сумасшедший дом какой-то! Зачем я сюда пришла?» — подумала Нина Львовна.
Чем-то противно пахло. Огляделась — цыплята! И как она раньше не заметила? Она вытряхнула их в раковину — жалкая картина — тощие, синие, лапки кверху, словно своей смертью почили. Еще раз понюхала — хоть выбрасывай. Хотя, если положить в уксус, запах исчезнет. Нина Львовна открыла хозяйственный шкаф в туалете, интуитивно почувствовала, как на нее что-то падает. Увернулась — в унитаз упал молоток и разбил его.
Нина Львовна взяла с полки бутылку с уксусной эссенцией, легко открыла ее и влила в себя сколько могла. Рот обожгло. Кашляя, задыхаясь, добралась она до кухни.
В незакрытую дверь протиснулась Шура — глаза — темные щелочки — заплаканные, под мышкой — ночная рубашка, в руке — кофемолка.
Увидев скорчившуюся за столом, хватающую воздух ртом Нину Львовну, Шура уронила все что было у нее в руках, схватила ее за плечи и принялась трясти.
— Что ты сделала, идиотка? Что с тобой? Надо «скорую»?
С трудом высвободившись из Шуриных рук, Нина Львовна добралась до раковины, попила воды, смыла нестерпимо щипавшую глаза тушь. «Франция! Made in Gipsyland.[5] Дурочка ты, Марьяша!» И сказала вслух, хрипло:
— Садись, Шурка… Не бойся — не уксус. У моего алкаша оказывается бар в сортире. Будем пить спирт. Уикэнд.
Марфушка вылезла из ведра, не торопясь подошла к Нине Львовне и вцепилась ей в щиколотку. Она просила рыбы.
В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.
«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.