Уик-энд на берегу океана - [38]

Шрифт
Интервал

— Господи! — охал человек. — Господи! Господи!

Потом начал стонать слабым, кротким голосом, как больной ребенок.

Уже у самого берега Майа зацепился за что-то. Он чуть было не упал и лишь с трудом удержался на ногах. Потом как можно осторожнее положил свою ношу на песок. Тот молча позволял Майа делать с собой все. Голова его глухо стукнулась о песок. Лежал он неподвижно, закрыв глаза. Майа нагнулся над ним и заметил, что бровей у него нет.

Хотя было уже поздно, по берегу группами бродили французские солдаты. Майа окликнул ближайшего и попросил помочь ему снять ботинки.

— Ты оттуда? — спросил солдатик, показывая на горящее судно.

— Да.

— Скажи на милость! — проговорил солдат. — Ну и достается парням!

Сказал так, словно речь шла о матче. О матче между Огнем и людьми. И Огонь оказался сильнее. Это уж вернее верного. У него, у Огня то есть, первый разряд, если не выше! Ну и дает же он!

— Спасибо!

— Скажи на милость, — повторил солдат. — Каюк им!

Он был в неистовстве. Идет матч. И, хочешь не хочешь, — более сильный выигрывает.

— Хотел бы я посмотреть, что бы ты там делал!

— Я? — переспросил солдат.

И сердито добавил:

— Типун тебе на язык!

Он—то здесь при чем? Он смотрел. Просто смотрел. Поэтому нечего сравнивать.

— Спасибо, что помог ботинки снять!

— Не за что! — неприязненно ответил солдат.

И ушел. Майа вернулся к англичанину.

— Вам лучше?

— Мне холодно, — сказал тот.

Майа нагнулся над ним.

— Я сейчас снова войду в воду, хочу поискать своего приятеля. И сразу же вернусь. Вы пока не постережете мои ботинки?

— Положите мне их под голову, — слабым голосом сказал англичанин.

Но, подойдя к воде, Майа вдруг почувствовал, как его тело сковала нечеловеческая усталость. Там впереди догорало судно, бродившие по берегу солдаты мимоходом оглядывались на пожар. А судно пылало. Одинокое, забытое богом и людьми. На еще светлом небе четко выделялась его громада в ореоле высоких языков пламени. Было тепло. Медленно спускался прелестный июньский вечер, и море было до того спокойным, что волна, набегавшая на берег, бесшумно замирала, не оставляя на песке даже полоску пены…

Майа снял спасательный пояс, швырнул его на землю и, не спуская глаз с судна, вступил в воду. Но сразу же увидел у ног что-то темное и нагнулся. Он сообразил, что именно об это самое он и зацепился ногой, выходя на берег. В воде лежал обнаженный человек, вернее, полчеловека, от живота до ног. Торс и голова, должно быть, остались в море. И этот обрубок человека, непристойный, безвестный, валялся здесь в воде, и длинные мускулистые ноги лежали как-то особенно естественно, — так кладет их человек, устраиваясь на отдых. Майа застыл на месте, не отрывая глаз от этой половины человека. Особенно от его живота. Очень белый, не напряженный, мягко переходящий в бока, он, казалось, продолжает жить вопреки всему, вопреки ужасному ранению. Майа нагнулся и потрогал его ладонью. Живот был еще теплый. Проходившие по берегу солдаты заметили Майа. Один из них обернулся и отпустил непристойную шутку. До Майа долетел дружный взрыв смеха, постепенно затихший вдали.

Вода была совсем теплая, и Майа плыл теперь без особых усилий, так как скинул ботинки и отделался от спасательного пояса. В несколько взмахов он уже достиг судна. На носу по-прежнему жалась к леерным ограждениям плотная масса людей. Огонь, очевидно, не пошел дальше мостков, — по крайней мере, так показалось Майа, который видел из воды только капитанский мостик. Теперь прежний нечеловеческий вопль умолк, слышался только протяжный стон. Нескончаемый, монотонный стон, похожий на причитания плакальщиц. Стон становился громче, когда ветром скручивало и гнало языки пламени к корме. Снизу Майа видел, как подымаются тогда к небу руки, жалким, умоляющим жестом. Оба каната, идущие вдоль борта, свисали сейчас до самой воды.

— Аткинс!

Рядом в воде плыло всего трое, от силы четверо человек. А там, наверху все еще стоял стон — нескончаемый, тягучий, прерываемый иногда резкими вскриками, внезапно усиливавшийся и снова затихавший.

— Аткинс! — изо всех сил заорал Майа.

Сверху ему ответил невнятный гул голосов. Майа подплыл ближе. Чего же, в конце концов, они ждут, почему не прыгают, почему не спускаются по канатам?

Набрав полную грудь воздуха, он снова кликнул Аткинса и стал ждать. Ждал долго, упорно. Сейчас вода показалась ему холодной, и по ногам пробегали мурашки. И вдруг он заметил, как кто-то — отсюда виден был лишь темный силуэт — перешагнул, не торопясь, через борт, схватился за канат и с бесконечными предосторожностями стал спускаться. Потом раздался всплеск, и Майа подплыл поближе. Но это был не Аткинс. Спасшийся повернул к Майа лицо, лицо, лишенное всякого выражения, и тут же устало прикрыл глаза. Он не делал никаких движений, вода сама несла его к берегу. Лицо его почернело от сажи. Майа приблизился к нему и поплыл рядом.

— Вы обожжены?

Человек приподнял веки, и тут же опустил их снова…

— Руки…

Голос его прозвучал хрипло, будто он многие годы прожил в полном молчании.

— Можете без моей помощи добраться до берега?

— Могу.

— А почему вы не спустились раньше?

Ответа не последовало, и когда Майа собрался уже повторить свой вопрос, англичанин снова прикрыл глаза:


Еще от автора Робер Мерль
Мальвиль

Роман-предостережение известного современного французского писателя Р. Мерля своеобразно сочетает в себе черты жанров социальной фантастики и авантюрно-приключенческого повествования, в центре которого «робинзонада» горстки людей, уцелевших после мировой термоядерной катастрофы.


Смерть — мое ремесло

Эта книга — обвинительный акт против фашизма. Мерль рассказал в ней о воспитании, жизни и кровавых злодеяниях коменданта Освенцима нацистского палача Рудольфа Ланга.


Остров. Уик-энд на берегу океана

В романе «Остров» современный французский писатель Робер Мерль (1908 г. р.), отталкиваясь от классической робинзонады, воспевает совместную борьбу аборигенов Океании и европейцев против «владычицы морей» — Британии. Роман «Уик–энд на берегу океана», удостоенный Гонкуровской премии, построен на автобиографическом материале и описывает превратности солдатской жизни.


За стеклом

Роман Робера Мерля «За стеклом» (1970) — не роман в традиционном смысле слова. Это скорее беллетризованное описание студенческих волнений, действительно происшедших 22 марта 1968 года на гуманитарном факультете Парижского университета, размещенном в Нантере — городе-спутнике французской столицы. В книге действуют и вполне реальные люди, имена которых еще недавно не сходили с газетных полос, и персонажи вымышленные, однако же не менее достоверные как социальные типы. Перевод с французского Ленины Зониной.


Изабелла

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Солнце встает не для нас

Роман-репортаж © Librairie Plon, 1986. Журнальный вариант. "...В своей книге я хотел показать скромную и полную риска жизнь экипажа одной из наших подлодок. Чем дольше я слушал этих моряков, тем более человечными, искренними и достойными уважения они мне казались. Таковы, надо думать, и их американские, английские и советские коллеги, они вовсе не похожи на вояк, которые так и норовят сцепиться друг с другом. Так вот, эти моряки куда глубже, чем большинство их сограждан, осознают, какими последствиями может обернуться отданный им приказ о ракетном залпе...".


Рекомендуем почитать
Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Погибаю, но не сдаюсь!

В очередной книге издательской серии «Величие души» рассказывается о людях поистине великой души и великого человеческого, нравственного подвига – воинах-дагестанцах, отдавших свои жизни за Отечество и посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза. Небольшой объем книг данной серии дал возможность рассказать читателям лишь о некоторых из них.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Побратимы

В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.


Страницы из летной книжки

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.


Гепард

Джузеппе Томази ди Лампедуза (1896–1957) — представитель древнего аристократического рода, блестящий эрудит и мастер глубоко психологического и животрепещуще поэтического письма.Роман «Гепард», принесший автору посмертную славу, давно занял заметное место среди самых ярких образцов европейской классики. Луи Арагон назвал произведение Лапмпедузы «одним из великих романов всех времен», а знаменитый Лукино Висконти получил за его экранизацию с участием Клаудии Кардинале, Алена Делона и Берта Ланкастера Золотую Пальмовую ветвь Каннского фестиваля.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.