Уик-энд на берегу океана - [29]

— Вы не обиделись?

Майа повернул к девушке свое покрытое мыльной пеной лицо:

— За что?

— Что я вас за вора приняла.

— А откуда вы знаете, что я не вор?

— Ну, теперь-то видно.

Она присела на краешек стола, положила пояс себе на колени и попыталась открыть кобуру револьвера.

— Можно вынуть?

— Пожалуйста, он на предохранителе.

Она вынула револьвер и разглядывала его с жадным мальчишеским любопытством.

— Ух и тяжелый!

Приподняв с трудом обеими руками револьвер, она перехватила его правой рукой и направила в сторону Майа. Она так увлеклась, что даже брови нахмурила и стала с виду совсем девчонкой.

— Жанна, ты же его убьешь!

Майа обернулся. На пороге открытой двери стояла вторая девушка. Бледненькая и перепуганная.

— Господи, какая ты дурочка, Антуанетта!

Жанна положила револьвер на стол и с улыбкой взглянула на Майа. Антуанетта с недоумением переводила глаза с сестры на незнакомца.

— Да не торчи ты здесь словно чучело, — Жанна даже ногой топнула. — Принеси полотенце, и быстро.

Антуанетта исчезла в соседней комнате.

— Вы боялись во время бомбежек?

— Вот уж ничуть, — сказала Жанна.

— А я так боялся, — с улыбкой сказал Майа.

Он стоял растопырив руки, чтобы не замочить брюк.

— Когда начали бомбить, я спрятался в гараже.

— В каком? В гараже против нашего дома? Но это же гараж мосье Тозена! Бедный, бедный мосье Тозен! Он так дорожил своей машиной.

— Жанна! — крикнула из соседней комнаты Антуанетта. — Не нашла!

— Никогда она ничего не может найти, даже у себя под носом! — сказала Жанна.

Она тоже скрылась в соседней комнате, и до Майа донеслось перешептывание сестер. Он огляделся. Кухонька так и блестела чистотой. На столе, покрытом белой клеенкой с вшитыми по краям палочками, чтобы лежала ровно, стояла наполовину пустая бутылка вина. Закупорена она была фигурной пробкой, изображавшей голову какого-то губастого, щекастого пестрораскрашенного дядьки.

Вернулась Жанна и протянула ему мохнатое полотенце, пахнувшее тмином. За ней явилась Антуанетта с двумя щетками и гребнем. Обе они были очень тоненькие, почти одного роста, и так как обе были одеты в одинаковые платьица, то казались близнецами.

— Хотите причесаться?

Жанна выхватила гребенку из рук сестры и сунула ее Майа.

— Обо всем-то вы подумали, — сказал Майа.

На шпингалете окна висело зеркальце. Он подошел к нему.

— Какие у вас волосы красивые! — сказала Жанна.

— Жанна! — с упреком крикнула Антуанетта, и краска медленно залила ее лицо.

— Что думаю, то и говорю, — сказала Жанна, дернув плечиком.

— Какие вы милые, — серьезно сказал Майа, — обе ужасно милые.

Антуанетта робко улыбнулась. Теперь пришла очередь щетки. Как и в случае с гребнем, Жанна выхватила щетку из рук сестры и подала Майа.

— Вы тоже очень, очень милый.

— Ну, вряд ли, — сказал Майа. — Будь я милый, разве вы приняли бы меня за вора?

— Вы тогда еще не помылись, — возразила Жанна. — А главное, я вас тогда не знала, — добавила она.

Майа, поставив ногу на перекладину стула, ожесточенно чистил брюки, и от них облаком летела пыль. Он остановился и, держа щетку в руке, с улыбкой посмотрел на Жанну.

— А теперь знаете?

— Знаю.

— Я вам тут уйму пыли напустил.

— Можно открыть окно, — сказала Антуанетта.

— Нет, — решительно запротестовала Жанна, — сейчас в окно еще больше пыли налетит, все же кругом разбито…

— Возьмите, пожалуйста, — сказала Антуанетта.

На сей раз она опередила сестру и вручила Майа сапожную щетку,

— Спасибо, — сказал Майа.

И улыбнулся обеим.

Теперь сестры рассказывали с бомбежке. Страшнее всего, по их словам, был свистящий звук, с каким самолет входит в пике. Кажется, что он ищет именно вас, именно на вас злобно нацеливается, метит в вас. Антуанетта сказала, что вообще война ужасная вещь и она не понимает, как у мужчин хватает храбрости воевать.

— Они боятся не меньше вас, — заметил Майа.

— Ну что вы, — сказала, тряхнув волосами, Жанна. — Она ведь во время бомбежки не перестает реветь и трясется.

Антуанетта повернулась к Майа.

— Как жаль, что вы раньше не пришли. Мне кажется, нам было бы не так страшно.

Майа положил сапожную щетку на край стола.

— Вот как? А почему?

— Сама не знаю. Может быть, потому, что вы военный.

— Вот дура, — сказала Жанна, — бомбы и военных тоже убивают.

— Для того-то военные и находятся здесь, — сказал Майа.

И поспешил улыбнуться, потому что сестры изумленно уставились на него. Ему стало чуть грустно при мысли, что приходится уходить, что уже наступает конец этим минутам душевной свежести.

— Может быть, выпьете чего-нибудь?

Не дождавшись ответа, Жанна уже вынула из шкафа стакан, протерла его кухонным полотенцем и, вытащив из бутылки фигурную пробку, налила три четверти стакана. Майа закурил и подумал, что вот только докурит и уйдет.

— А машину мосье Тозена здорово повредило? — спросила Жанна.

— Порядком.

— А почему вы смеетесь?

— Я не смеюсь. Я просто говорю, что машину порядком повредило, вот и все.

— Бедный мосье Тозен, — сказала Жанна, — он так дорожил своей машиной!

Майа отхлебнул глоток вина и сразу же затянулся. Это чередование жестов напомнило ему рыжеголового сержанта в той кухоньке на вилле.

— Ну вот, видите, вы смеетесь, — сказала Жанна.