Уик-энд - [37]

— Да. Он основательно надрался и снял номер в «Билтморе».

— Кто-нибудь проверял его местонахождение сегодня вечером?

Фассет отвлекся от Таннера, входившего в дом. Он глянул на Дженкинса.

— Да, но пораньше. Наш человек сообщил, что он вошел — точнее, вполз в свой номер вскоре после полуночи. Мы сказали, чтобы он там не маячил и снова проверил Тремьяна часам к семи. А что тебя волнует?

— Я еще и сам не знаю. Не уверен. Все прояснится, когда мы уточним ситуацию с Кардоне.

— Мы это уже сделали. Он дома.

— Мы считаем, что он дома, потому что пока у нас нет оснований предполагать что-то другое.

— Ты бы объяснил поточнее…

— У Кардоне были гости к обеду. Три пары. Они все вместе сели в машину с нью-йоркским номером. Наблюдение сообщило, что они торопливо уехали в половине первого… Вот я и думаю — а что, если Кардоне находился в той машине? Ведь было темно, и он мог там оказаться.

— Давай проверим. И того, и другого. С «Билтмором» проблем не будет. И мы попросим, чтобы Да Винчи сделал Кардоне еще один звонок.

Спустя восемнадцать минут оба джи-мена сидели на переднем сиденье автомобиля, припаркованного в нескольких сотнях ярдов ниже по дороге от дома Таннера. Радио работало четко и ясно.

— Информация для мистера Фассета. Только что нам звонил Да Винчи. Миссис Кардоне сказала, что ее муж не очень хорошо себя чувствует; он спит в комнате для гостей, и она не хочет его будить. И сразу же прервала разговор. Проверен и «Билтмор». В номере тысяча двадцать один никого нет. Тремьян даже не ложился в постель.

— Спасибо, Нью-Йорк, — сказал Фассет перед тем, как отключиться. Он посмотрел на Дженкинса. — Можете ли вы представить себе, что такой человек, как Кардоне, отказался подойти к телефону в половине пятого утра? Когда звонил Да Винчи?

— Его нет на месте.

— Как и Тремьяна.

14

Четверг. Шесть сорок утра

Фассет сказал Таннеру, что в четверг тот может побыть дома. И дело не в том, что нужно было бы просить разрешения отлучиться; Таннер и сам не хотел выбираться наружу. Фассет также сказал, что утром свяжется с ним и расскажет о том, что делается для защиты семьи Таннера.

Журналист натянул старые военные брюки цвета хаки, сникеры и спортивную рубашку. Он посмотрел на часы в кухне: без двадцати семь. Дети встанут не раньше чем через полтора часа. Эллис, к счастью, будет спать до половины десятого или до десяти.

Таннер попытался представить, сколько человек сейчас расположилось вокруг его дома. Фассет сказал, что их целая армия, но что от нее толку, если «Омега» решит его убрать? Чем помогла армия тому джи-мену в зарослях в половине четвертого утра? Слишком много возможностей. Слишком много удобных поводов. Теперь-то Фассет должен это понять. Дело зашло чересчур далеко. Если вся эта абсурдная ситуация реальна, если Остерманы, Кардоне и Тремьяны в самом деле часть «Омеги», он просто не сможет встретить их у дверей как ни в чем не бывало. Это абсурдно!

Он растворил дверь кухни и тихонько вышел наружу. Он направился к лесу и пока никого не видел. Он искал Фассета.

— Доброе утро. — Это был Дженкинс, с синими кругами под глазами. Он сидел на земле в кустарнике как раз на краю леса. Из дома и даже от бассейна его не было видно.

— Привет. Вам так и не пришлось поспать?

— Я сменяюсь в восемь. Это неважно. Как вы? У вас утомленный вид.

— Послушайте, я хотел бы повидаться с Фассетом. Я хотел бы переговорить с ним до того, как он что-либо предпримет.

Полицейский посмотрел на наручные часы.

— Он собирался звонить вам, как только мы ему сообщим, что вы поднялись. Не думаю, что он ожидает вашего появления так рано. Хотя, может, это и к лучшему. Секундочку. — Дженкинс сделал несколько шагов в чащу и вернулся с рацией в брезентовом футляре. — Двинулись. Мы подъедем к нему.

— Почему он не может прибыть сюда?

— Да потому, что никто не может приблизиться к вашему дому. Пошли. Вы сами увидите.

Дженкинс закинул радио на ремне через плечо и повел Таннера по свежепротоптанной в его владениях тропке. Каждые тридцать или сорок футов им встречались люди, присевшие на колени, лежавшие и сидящие, которые, оставаясь невидимыми, не спускали глаз с его дома. Как только Дженкинс с Таннером приближались к кому-нибудь из них, оружие тут же было наготове. Дженкинс связался по рации с патрулем восточной стороны.

— Передайте Фассету, что мы направляемся к нему, — сказал он.

— Прошлой ночью наш человек был убит потому, что «Омега» боится провала. Они не могут допустить, чтобы хоть кто-то из них был идентифицирован. — Фассет пил кофе, сидя лицом к Таннеру. — Кроме того, это еще предупреждение нам. Были и другие предупреждения. Вас они не касаются.

— Он был убит в пятидесяти ярдах от моего дома! Меня теперь касается!

— Ну, хорошо!.. Попытайтесь понять. Мы, нащупывая «Омегу», периодически используем ваше имя, но вы-то по-прежнему всего лишь журналист Таннер — и ничего больше. И теперь ваши знакомые всерьез опасаются друг друга. Никто не знает, кто с кем связан — и каждый пытается выяснить это на свой страх и риск… Убийца — всего только щупальце «Омеги» — вел свое личное наблюдение. Он столкнулся с агентом; у него не оставалось другого выхода, как убрать противника. Он не знал агента и никогда раньше о нем не слыхал. Единственное, в чем он