Уходящий Париж - [2]
В 1813—1814 годах, в ту эпоху, когда по улицам шагали гиганты, когда друг с другом соприкасались гигантские события, можно было видеть немало ремесел, совершенно неизвестных теперь.
Через несколько лет безвозвратно исчезает фонарщик, который спал днем, и его семья, которая не имела иного пристанища, кроме хозяйского склада, и вся целиком была занята работой: жена протирала стекла, муж наливал масло, дети тряпками чистили рефлекторы; сам фонарщик днем готовился к ночи, а по ночам гасил или вновь зажигал свет в зависимости от прихотей луны.
Штопальщица, обитавшая, подобно Диогену, в бочке, на которой находилась ниша для статуэтки богоматери, сооруженная из обручей и клеенки, также становится достопримечательностью, уходящей в прошлое.
Теперь приходится рыскать по Парижу, как рыщет по полям охотник в поисках дичи, теперь нужно постранствовать несколько дней, прежде чем найдешь одну из тех жалких лавчонок, которые прежде насчитывались тысячами; там стоял стул, жаровня, чтобы греться, и глиняная печурка, заменяющая целую кухню; в этой лавчонке ширма выполняла роль витрины, а крыша состояла из куска красной парусины, прибитой гвоздями к соседней стене; справа и слева висели занавески, из-за которых прохожий видел либо торговку, продававшую телячьи легкие, мясные обрезки, всякую овощную мелочь, либо портного, наскоро чинившего заказчику платье, либо продавщицу свежей рыбешки.
Не встречаются уже красные зонты, под которыми процветали фруктовые лавочки, на смену им в большинстве городских районов явились рынки. Эти огромные грибы увидишь теперь только на Севрской улице. Когда город построит рынки всюду, где того требует спрос населения, тогда эти красные зонты станут столь же удивительны, как экипаж «кукушка», как масляные фонари, как те цепи, которые протягивал квартальный надзиратель от одного дома к другому в конце улицы, словом, как все предметы общественного обихода, уходящего в прошлое. Средневековье, век Людовика XIV, век Людовика XV, революция, Империя породят специальные главы археологии.
Теперь магазин убил все виды промыслов, ютившихся под открытым небом, начиная с ящика чистильщика обуви и вплоть до лотков, которые иногда состояли из длинных досок на двух старых колесах. В свои обширные недра магазин принял и торговку рыбой, и перекупщиков, и мясника, отпускавшего обрезки мяса, и фруктовщиков, и починщиков, и букинистов, и целый мир мелких торговцев. Даже продавец жареных каштанов устроился у виноторговца. Редко, редко увидишь продавщицу устриц, которая сидит на стуле, возле кучи раковин, спрятав руки под фартук. Бакалейщик упразднил всех торговцев, которые продавали кто чернила, кто крысиную отраву, кто зажигалки, трут, кремни для ружей. Вскоре продавец напитка «коко» станет неразрешимой загадкой для тех, кто увидит подлинное его изображение, его колокольчики, изящные серебряные литавры, его старинный кубок — образцовое изделие серебряных дел мастеров, гордость наших предков, его разукрашенную будочку, сверкавшую лоскутками красного шелка и султанами, которые иногда делались из серебряной канители.
Шарлатаны, бывшие герои площадей, теперь подвизаются на четвертой странице газет, получая по сотне тысяч франков в год; у них собственные особняки, построенные на доходы от «гвайаковой смолы», у них имения, купленные на выручку от «потогонных корней»; когда-то забавные и живописные, они сделались подлыми. Шарлатан, который не обращал внимания на насмешки, который многим рисковал и встречался с публикой лицом к лицу, был не лишен храбрости, а шарлатан, запрятавшийся в антресоли, еще более гнусен, чем его снадобья.
Знаете ли вы, во сколько обошлось это превращение? Знаете ли вы, во сколько обошлись сто тысяч парижских магазинов, если отделка некоторых из них стоила сто тысяч экю?
Вы платите полфранка за вишни, за крыжовник, за ягоды, которые прежде стоили два лиарда.
Вы платите два франка за землянику, которая стоила пять су, и тридцать су за виноград, стоивший десять су!
Вы платите от четырех до пяти франков за рыбку или цыпленка, которые стоили полтора франка!
В два раза дороже вы платите за уголь, цена на который утроилась!
Ваша кухарка держит на сберегательной книжке сумму, превышающую сбережения вашей жены, и, отправляясь гулять, одевается лучше своей хозяйки!
Квартира, стоившая в 1800 году тысячу двести франков, теперь стоит шесть тысяч.
Раньше на жизнь вполне хватало пяти тысяч франков, а сейчас и на восемнадцать тысяч так не проживешь!
Пятифранковая монета стала куда меньше прежней трехфранковой!
Зато извозчик теперь носит ливрею и, поджидая седока, читает газету, наверно, издающуюся специально для него.
Зато государство пользуется таким кредитом, что выпуск государственных процентных бумаг в четыре раза превысил долг Франции при Наполеоне.
И наконец, вы имеете удовольствие видеть на вывеске колбасной: «Такой-то, учиник г-на Веро», что свидетельствует о развитии просвещения.
Разврат уже не внушает ужаса, он широко распахивает ворота, огненно-красный номер притона пылает на черном стекле. Разврат завел салоны, где вы, как в ресторане, по карточке можете себе выбрать Семирамиду или Дорину, испанку или англичанку, провинциалку из Ко или из Бри, итальянку или негритянку с реки Нигер. Полиция запретила романы из двух глав, обдуваемые всеми ветрами.
