Уход Мистлера - [56]

Шрифт
Интервал

Со времени, когда Сэм уехал учиться в закрытую частную школу, у него не было ничего, кроме мелких любовных интрижек, довольно пошлых — только их мог он противопоставить надежному и скучноватому супружескому спариванию с Кларой. Зато из Клары получилась просто замечательная жена главы фирмы: она принципиально избегала вмешиваться в его работу, знала, с какой страстью он обрушивается на любого, могущего помешать поступить по-своему. Бедняга отец, он даже от матери в постели не мог добиться своего. Словом, что касается внешних проявлений, тут позиция Мистлера была непоколебима и безупречна. Он твердо знал одно: если Клара будет вести себя, как мать, он не просто разведется с ней. Он разорвет ее пополам собственными руками. Характерно, что Сэм никогда не вмешивался в их отношения, никогда не принимал чью-то сторону, не стремился отстаивать свои интересы. Даже в ситуациях, противоречащих здравому смыслу. То была, разумеется, вина Мистлера, а не Сэма. Несмотря на все свои военные заслуги и награды, Croix de Guerre[52], медаль за воинскую доблесть и депрессии, дед был в быту куда более покладистым и нежным человеком. А попробовали бы вы заговорить с Мистлером о том, о чем он и слышать не желал!

Что он выиграет, рассказав Сэму о своей страшной тайне в самом конце этой драмы? Фокусник выходит на сцену, кланяясь и извиняясь, и бессвязно лепечет что-то на тему того, что фокус не удался. Возможно, это и принесет облегчение Мистлеру, и он почувствует себя свободнее, но стоит ли того риск? Раскрыть душу и увидеть, как сын просто брезгливо передернется в очередной раз?.. Разве это столь уж неизбежно и необходимо? Одно было ясно: он не может позволить Сэму продолжить оценивать работы студентов, волноваться о всех прочих университетских делах и до приезда на восток отправиться на озеро Виктория. Но тогда, если Сэм все же выкроит два дня, чтобы навестить родителей — что весьма сомнительно, учитывая его упрямство, — имеет ли право он, Мистлер, выкладывать эту новость, едва сын появится в дверях, или же за ленчем в клубе, где он планировал передать ему кольцо Элизабет? А что, если Сэм — и это весьма вероятно — придет не один, а с Моник и малышкой? Тогда появляется повод отложить этот тяжкий разговор до другого, более удобного момента.

Но как воспримет все Сэм, если он все же решится и скажет? Разве в такой момент рядом с ним не должен быть человек, на которого можно положиться? Человек, который не умирает и, само самой разумеется, не является его матерью. Кто-то, кто может согреть и утешить его в постели. Может, в конечном счете это не так уж и плохо, если Моник с Линдой окажутся с ними в Нью-Йорке или Крау-Хилл. И к чертовой матери эту Венецию, Умбрию и всякие другие места, где можно охотиться на шотландских куропаток! Надо принять их дома. Под аккомпанемент мудреных медицинских терминов вместо музыки. А если они приедут в Крау-Хилл, малышка может поиграть на пляже, или же он, Мистлер, покатает ее на паруснике. Притворится, что она ребенок Сэма, а не безотцовщина. К тому же нет никаких гарантий, что его родные внуки окажутся хоть чуточку лучше. Но понимает ли это Клара? Возможно, ей уже не представится лучшего случая наладить отношения с Моник. Попытаться навести мосты. Что ж, в таком случае один семейный визит, пусть даже и в столь драматичных обстоятельствах, сможет привести к результатам, недостижимым и за полгода пребывания в приемной доктора Фрейда.

Что лучше: позвонить или написать Сэму? Перспектива звонка из Нью-Йорка или Венеции как-то не слишком грела. Что он ему скажет? Алло, привет, это папа. Как там у вас, все в порядке? Ну и слава Богу. Кстати, по приезде домой тебя ждут новости. Я умираю. Нет, не сейчас, не в эту самую минуту, и срываться с места, торопиться закрыть мне глаза не стоит. Но менее чем через полгода это произойдет. Короче, я тут подумал, может, заскочишь, пока я еще на ногах? Именно! Если, конечно, тебе удобно.

Да, и в письме, пожалуй, тоже обо всем не скажешь. Телефон стал привычным способом общения, так что лучше уж позвонить. На протяжении долгих лет эпистолярный жанр свелся к соблюдению «правил Мистлера», что распространялись на все дочерние фирмы и подразделения от Таиланда до Норвегии. Он требовал: если уж взялись писать, пишите убедительно. Сделайте все, чтобы удержать внимание потенциального адресата. Если не можете выразить мысль одним предложением, значит, вы эту мысль не додумали. Никогда не задавайте слишком сложных или специальных вопросов, требующих иных ответов, кроме как «да» и «нет». (Пример: Вы доставите мне диван в понедельник утром?) Экономьте время. Получив письмо, пишите ответ на полях, не забудьте оставить копию для досье, а оригинал отошлите адресату.

И когда Мистлер все-таки писал Сэму, вызвано это было прежде всего желанием оседлать любимую лошадку. Необходимостью, которая отпала, когда Сэм начал зарабатывать на полуприличное существование, да еще получал внушительные суммы от денег, вложенных в трастовые компании. Вот тогда эпистолярный жанр и проявился во всей своей чистоте. К примеру:


Еще от автора Луис Бегли
О Шмидте

С тех пор, как умерла жена Шмидта, не прошло и полугода, и вот их единственная дочь пришла сказать, что выходит замуж. И упорядоченная жизнь пожилого преуспевающего юриста катится под откос: его вынуждают раньше срока уйти на пенсию; выбор Шарлотты он не одобряет, но даже самому себе он не в силах признаться, почему; его преследует зловещий бродяга, подозрительно похожий на него самого… Обеспеченная старость безоблачна далеко не всегда, однако неожиданная страсть на склоне лет может подарить крохотный лучик надежды.По мотивам этой книги американского писателя Луиса Бегли (р.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Портрет художника в старости

Роман-завещание Джозефа Хеллера. Роман, изданный уже посмертно. Что это?Философская фантасмагория?Сатира в духе Вуди Аллена на нравы немолодых интеллектуалов?Ироничная литературная игра?А если перед вами — все вышесказанное плюс что-то еще?


Слово

Как продать... веру? Как раскрутить... Бога? Товар-то — не самый ходовой. Тут нужна сенсация. Тут необходим — скандал. И чем плоха идея издания `нового` (сенсационного, скандального) Евангелия, мягко говоря, осовременивающего образ многострадального Христа? В конце концов, цель оправдывает средства! Таков древнейший закон хорошей рекламной кампании!Драматизм событий усугубляется тем, что подлинность этого нового Евангелия подтверждается новейшими научными открытиями, например, радиоуглеродным анализом.


Блондинка

Она была воплощением Блондинки. Идеалом Блондинки.Она была — БЛОНДИНКОЙ.Она была — НЕСЧАСТНА.Она была — ЛЕГЕНДОЙ. А умерев, стала БОГИНЕЙ.КАКОЙ же она была?Возможно, такой, какой увидела ее в своем отчаянном, потрясающем романе Джойс Кэрол Оутс? Потому что роман «Блондинка» — это самое, наверное, необычное, искреннее и страшное жизнеописание великой Мэрилин.Правда — или вымысел?Или — тончайшее нервное сочетание вымысла и правды?Иногда — поверьте! — это уже не важно…


Двойной язык

«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…