Уход - [20]

– Эксперимент идет, – мрачно процедил Мишкин, которому обрыдла дурацкая дискуссия на фоне, по сути, копеечного конфликта.

Беседа покатилась дальше. Хозяин с одинаково заинтересованным видом переводил взгляд то на одного, то на другого говорящего. Иногда перебивал короткими репликами. Но больше молчал.

Скоро начали и расходиться. Сейчас не засиживаются до ночи, как когда-то при здоровом Мишкине… И, разумеется, не звонят по ночам из больницы, не вызывают. Мишкин подумал об этом: «А может, и правда незаменимых нет? Заменить-то есть кому. Пока хуже только мне».

– Пап, я пошел. Ничего не надо? Мы с Леной завтра после работы придем.

– Не гони лошадей, – усмехнулся отец. – Еще находитесь. – И, видно поняв, что не больно ласково отреагировал на сыновье прощание, поспешил вроде бы извиниться: – Пока ничего не надо, сынок. У тебя почитать ничего нового нет? Только не медицину.

– Шеф велит диссертацию к первому на стол ему. Почитаешь, а? Я принесу.

Саша молодец. Собака, диссертация – все про жизнь.

– Хм… Ну принеси. Да, Шекспира, Пушкина не забывай.

Саша рассмеялся:

– Что вы все на них зациклились? И шеф – про Шекспира и Пушкина.

– Значит, понимает, что профессиональная память и навыки сохраняются дольше, когда и этих парней читаешь тоже, а не только по делу своему.

– Он-то как раз не о том. Ну да ладно. Я завтра принесу диссер, да?

– И что-нибудь для души. Профессиональные навыки нынче мне не больно нужны, а душой заняться пора. Принеси все, что можешь.

Наконец все ушли. Галя молча с чем-то возилась по хозяйству то в комнате, то на кухне. Мишкин включил телевизор. Они еще не привыкли к новой ситуации, еще не подготовлены к грядущим изменениям в жизни, во взаимоотношениях между близкими, друзьями, в семье. И неизвестно, как пойдет оно все.

Пора и спать.

Боясь задеть еще свежий рубец на животе мужа, Галя устроилась на раскладушке рядом с их многолетним общим ложем.

– Зря ты. Уж давно… или пока – но не болит. Ложись нормально.

Ничего не ответила и выключила ночник.

– Ты что? Обиделась? Да ты пойми меня…

– Ну, какая может быть обида! Давай спать.

Она уснула, а Мишкин лишь сделал вид. Лежал, разглядывал книжки на полках за стеклом. Он знал их расположение и, хоть темно, пытался определить, какая книжка, скажем, на этой полке с правого края. А какая третья слева? Придумал себе игру, отвлекающую от бессонницы. На этой вот, например, полке – медицина. Первая – книга Юдина о язвенной болезни желудка. Следом реанимационная – Блажа и Кривда. Эти болгары давно уже устарели, но не выкидывать же. Затем «Оперативная хирургия» Литтмана. А полкой ниже – Библия, Коран… Мишкин стал вспоминать, как он, используя больных, доставал эти полузапрещенные их «смешным» режимом книги. Вообще-то неловко было обращаться к именитым больным, имеющим доступ к, скажем, водке, или там дефицитной какой-нибудь закуске, или шмоткам. Попросишь – достанут, а денег не берут. Поэтому, если он и просил, то только книги. За них, вроде бы, и не стыдно не заплатить.

«Сколько же книг, которые я никогда не прочитаю?! Я… Смешно: „Я“! Когда уж мне читать? Будущее – не мое. И Сашка не прочитает. Кому интересна та беллетристика, что когда-то волновала нас! Труха прошлого – все не так, все не состоялось. Во всяком случае, не так нам виделось, как нам хотелось или не хотелось. Всё пропадет, всё выкинут…»

– Да почему же, если выкинут, всегда плохо? Выкинешь, а кто-то подхватит, прочтет, новое узнает.

– Да я о своих думаю.

– Высшая форма эгоизма. Надо думать об обществе.

– Общественное выше личного?! Проходили. Известно, к чему привело. Оказалось: сатанинский путь.

– Ну и что? Зато какой был эффективный. А то валят – немцы, евреи, русские… – И в комнате послышался странный смех.

– А собственно, кто вы? – спохватился Мишкин, поняв, что уже некоторое время говорит не с самим собой. – Откуда здесь? Сейчас позову…

– Не тщись, не услышат. Я к тебе пришел напомнить о потустороннем. Больно ты зациклился на реализме. Да, «общественное выше личного» – мое. При ровном сером поле мне легче увидеть цветок противостояния. Противостояния мне.

– Бред какой-то. Противостояния – кому? Вы кто? – Мишкин вгляделся в силуэт на фоне книжных полок. Силуэт как раз и прикрывал полку с религиозными книгами. Профиль – нечто среднее между известным портретом Данте и актером Гердтом. – Кто бы вы ни были… Может, у вас там в потустороннем и нет личностей, только серое, вот вы и вгоняете нас в общую серость.

– Ты, Мишкин, пока что рассуждаешь, будто все еще строитель светлого будущего. Остановись. Впрочем, ты уже остановлен.

Силуэт повернулся фронтально, и контуры его перестали напоминать кого-либо. Гость протянул руку, и острая боль в животе заставила Мишкина приподняться.

Чтобы найти таблетку, пришлось зажечь свет. Проснулась Галя.

– Если бы ты перед сном сделала мне укол, тогда бы еще понятно, – и Мишкин тревожно оглядел комнату.

– Ты о чем, Жень? Сделать укол?

– Да нет, я таблетку принял.

– Больно? А ты на работу хочешь!

– Опять за свое?! Не больно мне. Не боль-но! И прекрати об этом раз и навсегда! Вот черта на тебя нашлю, – и как-то скрипуче засмеялся.