Угрешская лира. Выпуск 2 - [16]

Русалочка

В час закатный в гроб хрустальный

Царь морской, тая проклятье,

Спать укладывал русалку

В подвенечном лёгком платье.

Дочка долго танцевала,

Выпив колдовское зелье.

Умерла… ушла… устала…

Спит, закрыв глаза газельи.

Где – то далеко от моря,

В королевстве тридесятом,

Засыпает королевич.

Он счастливый… он – женатый.

Только менестрель опальный

На скале поёт отвесной,

Как в гробу своём хрустальном

Спит хрустальная невеста.

«Я сегодня всех смертных крылатей…»

Я сегодня всех смертных крылатей.

Отработано сердце. Странно…

В небе тысячи звёздных распятий.

В никуда прокричу осанну.

Над задушенною любовью

Шутит месяц – паяц рогатый.

Нужно нервы иметь воловьи,

Чтоб не сыпать пустых проклятий.

Я сегодня для всех – Коломбина!

Смех звенит колокольчиком красным.

На зелёных ресницах сны стынут…

Я сегодня всех смертных несчастней.

«Ей двадцать восемь…»

Ей двадцать восемь.

Ей в петлю рано.

Никто не просит

самообмана.

Простить не просит.

Не просит денег.

Она не сносит

мужских истерик.

В сознанье слились

одним дурманом

«Ave Maria»

с марихуаной.

Жить без вопросов

немного странно…

Но – двадцать восемь.

И в петлю рано.

Метро

Метро кольцевая линия

Удавом свилась откормленным.

Ну что ж ты стоишь,

любимый мой?

Тебе же в другую сторону.

Во всём, что мной было сказано,

Горели любви отметины.

Но встали меж нами разные

Не стороны, а столетия.

Ты прав – любовь неприкаянна.

Ты прав – у любви нет прошлого.

И в том, что люблю отчаянно —

Ты прав – ничего хорошего.

Возьми меня крепче за руку,

В удушье войдём подземное,

Чтоб станций кольцо бетонное

Сдавило виски нам стенами.

Войдём.

Дай руку.

Глаза закрой.

Поделим столетья поровну.

Ну что ж ты стоишь,

любимый мой,

Тебе же в другую сторону…

Кукла наследника Тутти

Я танцую средь модных дам,

Что одышкой всегда страдают;

И не верю своим глазам:

Вы не видите?! Я – живая!

Как дыханье моё легко,

Строен стан и как дёшев бархат!

Я танцую для дураков —

Трёх объевшихся олигархов.

Без страховки, без праздных слов

Танцевать мне в потоке света

Для пророков и для лжецов:

Чуть шутов и чуть – чуть поэтов.

Лучше быть почти в облаках,

Чтобы ахнули все в зверинце,

На канате с шестом в руках,

Чем любимою куклой принца.

Говорят, не дано любить

Тем, кого разлучили с детством.

Но такого не может быть!

Сероглазый – с железным сердцем?..

Борис Щербатов

Борис Николаевич Щербатов – член Союза писателей России, известный поэт, автор четырёх сборников стихов. Первый сборник «Над Непрядвой – рекой» опубликовал в 1983 году. В четвёртую книгу «Плач соловьиный» (2006) вошли избранные произведения и стихи последних лет.

«Природа, Родина, Любовь…»

Природа, Родина, Любовь

меня из хаоса творили,

на песнях замешали кровь,

к поэзии приговорили.

Шумели годы и дожди,

сменялись месяцы и луны.

Но только гул стоял в груди —

душа настраивала струны.

Когда же час ударил мой,

минуты не оставив страху,

я задохнулся тишиной,

как перед выходом на плаху.

Молчали в рощах соловьи,

в полях не шелохнулся колос,

когда гортанью хлынул голос

Природы,

Родины,

Любви.

Северянка

Ах, русское поле в снегах

и звон молодого мороза!

Цветёт на пунцовых губах

дыханье, как белая роза!

У яви и сна на краю

каурые черти проносят,

и первую строчку мою

по белому чертят полозья.

Я молод – и прошлого нет,

а будущей жизни не жалко!

Хохочет семнадцати лет

любимая мной северянка.

Я что – то отчаянно вру,

чтоб только её позабавить.

Но белую розу сорву,

сорву молодыми зубами.

«Не искушай меня, послушай…»

Не искушай меня, послушай:

в ночах, сжигаемых дотла,

куда уходят наши души,

когда сплетаются тела?

Когда мы ни мертвы, ни живы,

когда – не выразить пером! —

сама гроза змеится в жилах,

и сердце сотрясает гром?

Куда уходят наши души,

телесный оставляя храм,

что и не храм уже, а – ужас! —

бесовский срам?

Куда уходят наши души?..

И ты ответила, светла:

– Должно быть, ангелов послушать

и помолиться за тела.

«Наша быль – почти уже преданье…»

Наша быль – почти уже преданье,

так она сегодня далека!..

Помнишь, как, теряя очертанья,

уплывали в вечность облака?

Мы за ними взглядами следили.

Нам чего – то становилось жаль.

Вслед за облаками мы уплыли:

ты – в одну, а я – в другую даль.

После было всякого немало.

Оставаясь где – то далеко,

обликов ты столько принимала,

сколько проплывало облаков.

И теперь, когда уже поблёкли

в памяти цветущие года,

облик твой,

твой милый и далёкий,

облаком растаял навсегда.

Разлив

Тропинка шла по льду реки.

Днём пешеходы здесь ходили,

а ночью, стужам вопреки,

встречались мы на середине.

Так было жарко нам вдвоём,

что лёд дымился под ногами!

А небо, полное огнём,

покачивалось над головами…

Но с юга дунули ветра,

и по реке поплыли льдины,

и та, где мы с тобой вчера

поссорились на середине.

Бегу по берегу реки,

бежишь по берегу другому,

кричим и машем в две руки!

А нашу льдину кружит омут.

Растёт и ширится разлив,

а переправы все разбиты,

уже в воде верхушки ив,

и ты теряешься из виду.

Но долго мне ещё видна

тропинка узкая на льдине,

где нам с тобою никогда

не встретиться на середине.

«Под ночные метельные всхлипы…»

Ирине

Под ночные метельные всхлипы

Пролетевшую жизнь ворошу…

Я не смог тебя сделать счастливой

И за это прощенья прошу.

Что была ты мне небом обещана,

Я, счастливый, поверить не мог.

Ах, какую красивую женщину

Мне доверил доверчивый Бог!