Угол отражения - [6]

— Все правильно. Говорят, сменил. Сейчас это обычное дело. Старые грехи — помеха бизнесу. Уже не авторитетно.

— Старые грехи, — едва слышно повторил Федор Иванович, — если б от них можно избавиться только сменив фамилию.

«Чем же тогда все закончилось? Парня посадили, это точно… Он так и не признался… Что с ним стало после? Не знаю, не встречались… А как сигареты оказались здесь? Подобные вещдоки после суда обычно возвращают потерпевшим или уничтожают».

Полковник вплотную приблизил очки к шару. Ага, четыре дырочки на кармашке пачки. Все понятно, пустая пачка была вшита в дело, и вместе с делом ушла в архив. Откуда её и достали.

— Что, интересно?

Мягкий голос не принадлежал омоновцу Лосеву. Федор Иванович выпрямился и обернулся. В метре от него, в облаке морозного воздуха стояли трое. Невысокий мужчина его лет и два молодых здоровяка по бокам. Все в верхней одежде, вероятно, только что пришли с улицы.

— Да… — чуть заторможено отозвался полковник. — Я сам такие курил.

— Леонид Сергеевич, здравствуйте. Это ко мне, — засуетился Лосев, — я хотел зал только показать. Коллега бывший… Полковник.

— В следующий раз предлагай гостям раздеться.

Мужчина подошёл к шару и протянул руку Федору Ивановичу.

— Королев. Леонид Сергеевич. Говоря старым привычным языком, директор этого учреждения.

— Федор Иванович, — пенсионер опустил фамилию, — полковник милиции в отставке.

Он внимательно рассмотрел Королева… Да, встретил бы на улице, конечно же, не узнал. От кудрявой шевелюры остались лишь белые островки над ушами, глубокие морщины, словно шрамы, рассекали смугловатую кожу. Лишь глаза по-прежнему выражали какое-то ребяческое упрямство и хитрость. Но то, что это был Ленька-щипач, не вызывало никаких сомнений. Выглядел он весьма бодро и, судя по улыбке, был вполне доволен жизнью.

Королев не узнал постаревшего оперативника. По тем же самым причинам. Время — лучший гримёр. К сожалению. Либо сделал вид, что не узнал.

— Мне сказали, это какой-то талисман. Действительно?

Королев кивнул телохранителям.

— Ступайте в кабинет. И ты тоже, — второе указание последовало Лосеву.

Все тут же исчезли, оставив пенсионеров наедине.

— Действительно, — усмехнулся Королев. Он достал из кармана тяжёлой шубы простенький алюминиевый портсигар с выбитым распятием на крышке. Подобные сувениры мастерят на зонах. Предложил Федору Ивановичу сигарету. Без фильтра. Тот не отказался.

— Я никому не рассказываю про это, — Леонид Сергеевич сплюнул на ковёр прилипший к губам табак, — неправильно могут понять. Особенно молодёжь.

— И все же. Я постараюсь.

Королев ещё раз посмотрел на Федора Ивановича. Тот не прятал взгляда.

Сделав глубокую затяжку, хозяин «Магадана» согласно кивнул.

— Хорошо… Только обещайте, что все останется между нами. Не потому, что лично я чего-то опасаюсь, просто это может повредить бизнесу. Журналисты и так сделали из меня черт знает кого.

— Обещаю.

Полковник обратил внимание на пальцы собеседника со следами от сведённых татуировок.

— Присядем, — Королев пригласил Федора Ивановича к дивану, — хотя, как говорится, насиделись…

Он снял шубу и швырнул её на соседний диван. Полковник остался в пальто.

— Упекли меня из-за этой «Авроры». В первый раз. В шестьдесят пятом. По беспределу упекли, как нынче говорят.

— Что значит, по беспределу?

— Оперок один пачку подкинул. Как в кино про Жеглова, помните? И фамилия у него похожая была. Жегалов. Не совсем, правда, подкинул. Сигареты мои, он адресок на них накарябал, а дамочка пострадавшая сказала, дескать, подруги адрес. А у меня их изъяли, когда в троллейбусе прихватили, якобы за кражу кошелька. Кошелька при мне не нашли, вот ментенок и придумал этот фортель с адресом, чтобы упечь… Да ещё нос расквасил. Но это пустяки, можно сказать, по-божески. Любил ваш брат кулаки полировать. Да и сейчас наверняка любит.

— А вы, извините за неудобный вопрос, воровали тот кошелёк?

— Да какая по большому счёту разница, даже если и воровал? Кошелька нет и суда нет… В общем, срубили хлопцы «палку», радовались, наверно. Мне три года прилепили, с учётом отсутствия комсомольского билета и аморального поведения. Я, помню, здорово переживал тогда. Обидно, что через подставу садился. Ладно бы по делу…

Леонид Сергеевич затушил о портсигар недокуренную сигарету и выбросил окурок в изящную урну с песком.

— Не знаю, как у этого Жегалова судьба сложилась, а мне та его авантюра во благо пошла. На зоне с хорошим человеком сошёлся, царствие ему небесное, он меня под опеку взял. Школу я у него отличную прошёл. И жизненную и тюремную. Да и после отсидки он меня не оставил, в команду взял. Неплохо я зажил. Как-то под настроение судью навестил. Попросил сигареты эти отдать, если сохранились. Сто рубликов заплатил, вынули из архива… Дома на видное место поставил… Даже не знаю, зачем. Нашло что-то… В семьдесят первом антиквара мы одного брали. Он в блокаду ценности за хлеб выменивал, стервец, на том и сколотил капитал. Вот мы его квартиру и оприходовали. На статуэтке одной спалились… Ещё семь лет в трудовой стаж. Правда, последних. Больше не грешил…

«Вернее, не попадался», — подумал Федор Иванович.