Угловые - [8]

— Да это что! По пятачку дадимъ, по пятачку дать можно, а только сейчасъ-то у насъ денегъ нѣтъ — вотъ бѣда какая, — проговорила Калиновна. — Откуда взять-то? — продолжала она. — Съ паперти нынче гонятъ, на кладбище ходить и заупокойное собирать — стара я нынче стала, ноги совсѣмъ не ходятъ, Ужъ по благодѣтелямъ пройтись, и то подчасъ еле-еле могу. Мы тебѣ, Михайлушка, не знаю, какъ тебя по батюшкѣ, по пятачку дадимъ за каждое прошеніе, когда изъ попечительства получимъ.

— Это, стало-быть, до Рождества ждать? Невкусно.

— Да вѣдь ужъ теперь скоро Рождество-то. А что насчетъ обмана — никакого… Насчетъ обмана ты будь спокоенъ. Дня за три до Рождества получимъ и сейчасъ тебѣ.

Михайло все еще куражился, чувствуя свое превосходство.

— Постойте… — проговорилъ онъ. — Но вѣдь писарь-то, настоящій писарь въ долгъ вамъ не сталъ-бы писать. Вѣдь ему сейчасъ и деньги на бочку…

— Писарь… Для писаря, понятное дѣло, я сейчасъ-бы платокъ или подушку заложила, — сказала костлявая старуха Акинфіевна. — А ты сосѣдъ, ты по сосѣдски…

— Сосѣдъ! — ухмылялся Михайло. — Сегодня здѣсь я на Петербургской сторонѣ существую, а завтра на Васильевскій островъ, перекочевалъ, такъ какой-же я сосѣдъ? Я птица перелетная.

Марью взорвало.

— Да чего ты ломаешься-то? — воскликнула она. — Тебѣ-же лучше, если деньги къ празднику, чтобы великій день хорошенько встрѣтить. Пиши. Вѣдь онѣ не надуютъ.

— Да какъ тутъ писать, коли у нихъ, можетъ статься, и на бумагу-то для прошеній денегъ нѣтъ! У нихъ нѣтъ, да н у меня не завалило.

— На бумагу-то найдется. Что-жъ тутъ? Двѣ копѣйки листъ въ лавочкѣ,- заговорила одна изъ старухъ.

— На бумагу хватить, — прибавила другая старуха.

— Двѣ копѣйки на бумагу я могу дать, — сказала въ свою очередь молодая женщина. — Даже на два листа дамъ. Мнѣ два прошеньица надо. Охъ, и не подавала-бы я этихъ прошеній, ни за что не подавала-бы, да дѣти-то ужъ очень одолѣли! — тяжело вздохнула она и отерла кончикомъ головного платка глаза. — Вѣдь вотъ сегодня изъ-за младшенькаго-то на поломойство не пошла. Звали полы и двери къ полковницѣ одной помыть. Хвораетъ мальчикъ-то, сегодня горитъ весь. Къ докторшѣ его носила. Дала она снадобьица какого-то. Бѣда съ ребятами. Кабы одна, и горюшка мало. На мѣсто-бы пошла… Одна голова не бѣдна… А вотъ сегодня изъ-за ребенка полтины нѣтъ. И никогда я, пока мужъ живъ былъ, ни у кого не просила. А вотъ теперь пришлось.

Женщина заплакала.

— Не хнычь… — остановила ее Марья. — Помогутъ… Передъ праздникомъ хорошо помогутъ. Пиши только побольше прошеньевъ…

— Милая, да вѣдь и до праздниковъ тоже пить, ѣсть надо. Махонькому-то молочка, булку… Ну, старшенькій-то хлѣбъ ѣстъ, а младшенькому-то и кашки сварить надо. А откуда взять? Я и такъ вся перезаложилась. Все, все теперь хорошее перезаложено, что при мужѣ накопила.

— Подавай прошеніе въ общество для закладовъ — выкупятъ, — сказала безмѣстная кухарка Аѳанасьевна. — Кое-что выкупятъ. Я у Каталихи въ восьмомъ номере въ углу жила, такъ тамъ, женщина одна насчетъ теплаго пальто прошеніе подавала — ей выкупили.

— Да, надо подать, хоть и грѣхъ, можетъ статься. Смотри, какая я обдерганная хожу. Все заложено, — плакалась молодая женщина.

— А ты грѣхъ-то въ орѣхъ….- въ утѣшеніе сказала ей Марья и засмѣялась. — Не отъ бѣдныхъ просишь, а отъ богатыхъ. А богатые на то и есть, чтобы бѣднымъ помогать. Обязаны.

Михайло слушалъ и перебилъ:

— Ну, такъ что-же… Чѣмъ зря бобы разводить, бѣги въ лавочку за бумагой. Такъ ужъ и быть, напишу я вамъ прошенія. Только, чуръ, по пятачку и въ воскресенье мнѣ на угощеніе сложиться.

— Какъ сказано, миленькій, какъ сказано. Мы не отопремся, — проговорила Калиновна. — Аграфенушка, сбѣгай въ лавочку, у тебя ноги-то молодыя… Сбѣгай и купи бумаги. Сейчасъ я дамъ деньги, — обратилась она къ молодой женщинѣ. — А я за твоимъ ребенкомъ присмотрю.

Аграфена засуетилась, чтобы бѣжать въ лавочку, но ей загородила дорогу поднявшаяся съ койки безмѣстная кухарка Аѳанасьевна.

— На вотъ… Отдай дѣтишкамъ… Пусть поѣдятъ, — сказала она и передала краюшку пирога.

Аграфена разсыпалась въ благодарностяхъ.

VII

Дня черезъ три на дворѣ дома, гдѣ снимала квартиру для своихъ жильцовъ Анна Кружалкина, опять навезли три воза городскихъ дровъ для раздачи бѣднымъ, и распредѣлили ихъ по полусаженно между подававшими прошенія о дровахъ. Анна Кружалкина, подававшая также прошеніе, опять не получила дровъ, а двѣ угловыя жилицы изъ сосѣдней квартиры оказались съ дровами. Это взорвало Кружалкину и она подняла на дворѣ цѣлый скандалъ, ругаясь съ возчиками, хотя тѣ были ни въ чемъ не виноваты. Разумѣется, возчики не остались въ долгу и отругивались въ свою очередь.

— Угловыя жилицы! Вѣдьмы! Чертовки! Ну, на что угловымъ жилицамъ дрова? — кричала она на дворѣ. — Живутъ на готовомъ теплѣ и дрова получаютъ! Вѣдь все это опять въ ненасытное брюхо нашего рыжебородаго лавочника провалится. Ему продадутъ. Съ какой стати тебѣ, выдрѣ, дрова, если твой уголъ хозяйка Спиридоновна обязана отапливать? — обратилась она къ тощей женщинѣ Акулинѣ, кутавшейся въ сѣрый платокъ и стоявшей около своей кучки дровъ, выброшенной на дворъ.