Угадывание мысли - [2]

К сожалению – чего никак нельзя было ожидать, – он не преуспел. Непревзойденный в умении плести тончайшую цепь доказательств с использованием собранных другими показаний, он оказался совершенно неспособным снимать показания сам.

Трудность состояла в том, что у него была невероятная способность верить всему, что слышит. Любое алиби, самое дурацкое, сбивало его с толку. Любому заведомому мошеннику достаточно было дать честное слово – и Вандевантер уже не был способен даже на сомнение.

Это стало настолько известным, что все преступники, от мелких карманников до крупных политиков и промышленников, отказывались от допросов у других следователей.

– Приведите Вандевантера! – кричали они.

– Я ему расскажу все, как на духу! – говорил карманник.

– Я ознакомлю его с фактами, расположенными в должной последовательности мною лично, – говорил политик.

– Я объясню, что этот правительственный чек на сто миллионов долларов случайно лежал у меня в ящике с мелочью, а мне как раз надо было дать на чай чистильщику сапог, – говорил промышленник.

В результате он разваливал все, к чему прикасался. Он отличался абсолютной леворукостью – выражение, придуманное одним моим грамотным приятелем. Конечно, не помните – я имею в виду не вас. Я ведь сказал грамотным приятелем.

Шли месяцы, нагрузка в судах падала, а бесчисленные громилы, мошенники и рецидивисты возвращались в объятия родственников и друзей без малейшего пятнышка на репутации.

Естественно, Нью-Йорк довольно быстро оценил ситуацию и раскопал причину. Вандевантер проработал всего два с половиной года, как заметил, что товарищи, к которым он привык, его избегают, а начальство встречает его недовольной и озадаченной гримасой. О повышении даже и речи не было, хотя Вандевантер при всех казавшихся ему удобными случаях поминал своего дядю – главу администрации.

Он пришел ко мне, поскольку молодым людям в трудную минуту свойственно обращаться за помощью и советом к мудрым мира сего… не понимаю, что вы имеете в виду, когда спрашиваете, кого я мог бы рекомендовать. Пожалуйста, не отвлекайте меня на посторонние темы.

– Дядя Джордж, – сказал он. – Похоже, что я влип в полосу затруднений.

Он всегда называл меня «дядя Джордж» под впечатлением моего достойного и блестяще-благородного вида, сообщаемого мне ухоженными белыми манжетами – не то что эти ваши сомнительные запонки.

– Дядя Джордж, – продолжал он, – меня ни за что не хотят повышать по службе. Я все еще начинающий детектив нулевого класса. Мой кабинет посреди коридора, а ключ от уборной не подходит к замку. Мне это безразлично, но моя дорогая Минерва с ее безыскусной неиспорченностью может посчитать, что я – неудачник, и ее маленькое сердце при этой мысли просто разрывается. Она говорит: «Я не хочу выходить за неудачника. Надо мной смеяться будут», – и у нее губы дрожат.

Я спросил:

– Мой милый Вандевантер, у ваших неприятностей есть какая-нибудь причина?

– Никакой. Для меня это абсолютная загадка. Признаю, что я не раскрыл ни одного преступления, но я не думаю, что дело в этом. Никто же не ждет, что все они будут раскрываться.

– А другие детективы раскрывают хоть малую толику дел?

– Время от времени бывает, но их способ действия вызывает у меня глубокий шок. У них такое мерзкое чувство недоверия, такой разъедающий скептицизм, такая манера смотреть на подозреваемого и цедить сквозь зубы: «Вы подумайте!» Или: «Расскажите вашей бабушке!» Это унижает людей. Это… это не по-американски.

– А может быть, что такие подозреваемые говорят неправду, и к ним следует отнестись со скептицизмом?

Вандевантер на мгновение опешил:

– Вы знаете, я думаю, что это возможно. Какая ужасная мысль!

– Ладно, – сказал я. – Я подумаю, что можно сделать.

Тем же вечером я вызвал Азазела – двухсантиметрового демона, который мне пару раз помог за счет присущей ему волшебной силы. Я вам про него никогда не говорил… Ах, говорил? Что, в самом деле говорил? Ну, ладно. Он появился в маленьком круге слоновой кости на моем столе, когда я сжег по периметру этого круга специальные снадобья и произнес несколько древних заклинаний – к сожалению, не могу посвятить вас в детали.

Он появился одетый в длинную ниспадающую мантию – длинную по крайней мере в сравнении с двумя сантиметрами, коими измеряется его рост от основания хвоста до кончиков рогов. Одну руку он простер вверх и что-то быстро говорил визгливым голосом, помахивая хвостом.

Ясно, что он находился в процессе какой-то церемонии. Он из тех созданий, которых всегда занимают несущественные подробности. Мне никогда не удавалось его застать в состоянии спокойного отдыха или достойного ничегонеделания. Он всегда занят какой-нибудь несвоевременной ерундой и страшно злится, когда я его отрываю. Однако на этот раз он меня сразу признал и улыбнулся. По крайней мере, я думаю, что он улыбнулся, потому что черты его лица рассмотреть трудно, а когда я однажды взял для этого лупу, он безмерно оскорбился.

– Отлично, – сказал он. – Такая перемена меня устраивает. Речь была отличная, и я уверен в успехе.

– Успехе в чем, о Великий? Ведь успех, несомненно, сопровождает все твои начинания.